— Что волколака простое железо не берет? — хмыкнул Лис. — А кто ж это, сынку, может, точно знать? — пожал плечами. — Отважишься проверить? — и, увидев, как гордо выпрямился Максим, прибавил неодобрительно. — Верю, что отважишься... Молодость глупа в своей храбрости, а мертвые стыда неймут... Только, как мы — те, что живыми останутся, другим в глаза будем смотреть?! А?! Родителям, которые смерть детей своих пережить должны?! Над этим ты, неоперившийся орленок, не задумался?
Максим, которому и в самом деле не приходило в голову: посмотреть на все, еще и с такой стороны, — а следом и его товарищи, устыдившись, опустили глаза.
— Вот когда начнешь, — продолжал неспешно излагать Охрим, — это и будет свидетельствовать, что ты уже зрелый мужчина, а не дите... А предание о неуязвимости волколака перед железным оружием, должно быть правдой... С давних пор пересказывается в наших семьях, что против оборотня годиться только огонь и серебро.
— Огонь! — воскликнул долговязый Игнат Кравец.
Был он старшим в большой семье Михаила Кравца, который умер от раны в груди, нанесенной татарской стрелой в битве под Калкой, когда он был еще княжеским дружинником. Оставшись без отца, вот уже восемь лет, сын Михаила хозяйствовал сам, поэтому чувствовал себя достаточно взрослыми, и в поведении Игната уже не было того робкого почтения перед старшими, что у парней, которые жили под отцовской крышей.
— Сжечь оборотня — и весь разговор! Двери-окна подпереть, а огонь под крышу! Сегодня же, ночью... Как только успокоятся! А пепел — ветер развеет...
От возбуждения Игнат даже поднялся и шагнул на середину горницы, размахивая руками. И только там, увидев себя в центре внимания, опомнился, стушевался и отступил на свое место, под одобрительный гул парней. Предложение Игната победить чудовище, не подвергая себя опасности, пришлась по вкусу большинству.
— А что, — прибавил тот уже со скамьи, воинственно посматривая на старейшин. — Разве я что-то не так сказал? Плохой план?
— Плохой, — неохотно отозвался Охрим. — Настолько плохой, парень, что и сказать стыдно...
— Конечно, плохой, — прибавил Максим, считая, что может помочь опомнится товарищу. — Огонь не только волколака убьет. Остальные люди за что погибнут? За какую провинность ты хочешь такой свирепой казни их подвергнуть?
— Людей... — проворчал зло Игнат. — Говори сразу, что о девке своей беспокоишься!
Максим запнулся, будто вместо воздуха глотнул полную грудь воды. У него даже слезы выступили на глазах от несправедливости. Ведь ни для кого из товарищей, да и всего общества не тайна: что дочка боярина полюбилась ему еще прошлой зимой, что ради нее он рисковал жизнью на той медвежьей охоте, — зачем же сейчас плевать в самую душу?
— И Мирославу тоже, Игнат, — вступился за сына Захар Беркут. — Отец, каким бы злым или хорошим он не был — одно, а дети — совсем иное... Вон, о твоем отце, о Михаиле, хоть и резким в суждениях часто бывал, никто злого слова не скажет. А ты, как я вижу — другую тропу в жизни выбираешь... Гляди, чтобы не завела она тебя на окольный путь.
— Что ж! — опять вскочил с лавы парень, которому обида, хоть и заслуженная, залила кровью глаза. — Вижу, вам жизнь каких-то приблуд дороже крови односельчан! А я так скажу: без решения общего схода на поединок с чудовищем не согласен! Кто мою семью будет кормить, если погибну, а общество решит, что мы своевольничали?! Без согласия всего села — убивать оборотня не пойду!
— Ну и обойдемся! — запальчиво воскликнул Юрко. — Трус! Жаль, что товарищем звался! Убирайся прочь!
— Я?!.. Я... — Игнат пытался выдавить из себя слова, которые должны были сразу все объяснить, но они, как обычно, блуждали где-то в другом месте, и парень, не стерпев несправедливого упрека, прежде чем Захар успел остановить его, выскочил за двери.