Но в это же мгновение на улице заскрипел снег под тяжелыми, хотя и осторожными, шагами.
«Ой! — пугливым зайцем взметнулась тревога. — Кого ж это несет в такую пору? И почему не лает Рябко?»
Шаги приближались к крыльцу.
«Неужели воры? А, может, бандиты?! Их теперь развелось как вшей... Нужно будить... А если это кто-то из соседей? А я себе страхи придумываю? Будет смеяться... Пусть сначала поднимутся. Четвертая ступенька совсем расшаталась. Все Богдану прибить некогда! Скрипит...»
Ступенька заскрипела так, что могла разбудить и мертвого. Но муж спал, а собака молчала.
«Почему же Рябко не лает?.. Может, все-таки разбудить? Нет, пусть, уже в двери... — порхали растревоженными куропатками мысли. — Если к нам, то должны постучать...»
Оксана вся напряглась, ожидая того тихого, или наоборот — громкого, стука в двери. Но ночную тишину не нарушал ни один звук.
«Что такое? Почему не стучат? Чего выжидают? О, Господи! Неужели хотят поджечь дом? И Рябка убили!»
— Хр-р-р... Ху...
Женщина даже подскочила на кровати. А затем, не удержалась и громко фыркнула:
— Вот пакостный... Как испугал...
А муж, знай себе, похрапывал, будто трактор на холостых оборотах.
— Надо же такому пригрезиться, — Оксана уже разговаривала вслух. — Кому мы нужны... Самые большие богатеи в деревне? Оно, конечно, может и найдется миллион-другой таких, по чьему мнению мы живем, как у Христа за пазухой, но не меньше — считают нас нищими. Только и того, что есть хлеб и к хлебу... Да и то, только потому, что мы бездетные. Дорогие теперь дети, — Оксана вздохнула. — Говорят, что только на роды нужны не менее трех тысяч зеленых дать... Хотя, я бы все отдала, чтобы в этом доме раздался крик ребенка. Иисусе Христе и Матерь Божья, Отче наш, — зашептала, — иже еси на небесах, да святится имя твое...
Она еще не успела дочитать до конца молитву, как на улице громко и требовательно заплакал ребенок.
Оксана выскочила из дому как была — босоногая, простоволосая, в одной батистовой сорочке...
На крыльце, немного сбоку стояла большая, плетеная корзина, а в ней — дрожал на морозе младенец.
— Дите?! — женщина изумленно огляделась, но вокруг не было живой души. — Господи, да оно же совсем замерзнет! — подхватила корзинку и вернулась в дом. — Смотри, у нас на пороге подкидыш лежал... Найдочка…
От поднятой ею кутерьмы, проснулся муж. Осмотрел заспанными глазами комнату. Задержал на какое-то мгновение затуманенный взгляд на жене, что качала, прижимая к груди, младенца. Хмыкнул невыразительно, принимая все за сон, и перевернулся на другой бок. Лицом к стене... Бормоча едва слышно:
— Сама не спишь и мне не даешь. Дай отдохнуть, устал — как собака… — и прибавил ворчливо. — Раз ты уже встала, затяни шторы. Чертов месяц прямо в глаза светит.
— Месяц? — переспросила удивленно Оксана, шагнув к окну, и только теперь заметила, как искрится снег на их дворе от уличного фонаря, полыхающего ярче Вифлеемской звезды!.. Тот самый, лампочку которого соседская детвора расколошматила еще в страду...
Конец
Конец