Но боги упорно продолжали отмалчиваться. Видно, мольбы и проклятия мало тревожат бессмертных.
Опанас еще раз вздохнул, сгорбил все еще могучие плечи, накинул не застегивая тулуп и вышел в сени.
Серые тянули свою зловещую песню уже где-то рядом с Предместьем, и свора лютых княжеских медельянцев и волкодавов, что давно не пробовавших горячей крови, с рычанием бросалась на крепкие стены псарни, а смык гончих — жалобно повизгивал. Так же, в ответ на завывание, из стойла доносилось тревожное фырканье жеребых кобыл, и лишь престарелый Орлик, любимец Романа Мстиславовича, которому не раз случалось было догонять и вытаптывать копытами волков, зазывно ржал. Даже древний беркут Василий, что уже и не взлетал, заслышав неподалеку голос большой стаи, проснулся на своей жерди и недовольно забил крыльями.
— Хоть ржи, Орлик, хоть молчи,— а больше тебя никто не оседлает. Стар ты уже. Дряхлый совсем… Куда тебе за волками гоняться. А вообще, я с тобой согласен. Совсем обнаглели серые, — Опанас сплюнул в сердцах и почесал широкую, словно двери, грудь, поросшую густым, седым волосом. — Вскоре прямо в дом, за стол влезать будут. Как оставил нас светлый князь сиротами, так и расплодилось этой нечисти, прости господи, будто мошкары летом. А боярам Галицким ловецкие забавы не по вкусу. Ну, да оно и не в диковинку. Разве ж с такими раскормленными телесами в седле усидишь? И отроки их больше к хмельной трапезе и белоголовой дичи удалые, нежели супротив медведя или кабана. Ничего, мыслю, недолго уже им жировать. Вскоре — все измениться. Поговаривают, Данило Романович на Волынском княжестве, как бы не лучше отца справляется. Даст Бог, вернется и к нам, в Галич. Ведь здесь его родина. Вот тогда боярской власти конец и наступит.
Опанас замолчал и опять прислушался к ночным звукам. Волки не утихали. Казалось, даже, что к их хору присоединялись новые голоса.
— Эк, запели! На мороз, что ли?
Всего несколько минут простоял Опанас на улице, а иней от дыхания уже густой изморозью прихватил его усы и бороду. Мороз не шутил. Вздрогнув всем телом, мужчина еще раз сплюнул и повернул к дому.
Глава 11
— Чтобы тебя, Митрий, хромая утка пнула, — пробормотал сердито. — И чего спрашивается, не спалось?
Опанас уже взялся рукой за щеколду, как неожиданно почувствовал, что не сам во дворе. Быстро оглянулся и остолбенел. Прямо перед ним повис ангел. Точь-в-точь такой, как их изображают на церковных иконах. Миловидный стройный, еще не бреющий щек, юноша, в белоснежных одеяниях и с большими крыльями, похожими на гусиные, за плечами.
— Всевышний услышал твою молитву, — тихо, но выразительно сказал тот. — Не теряй времени. Иди в псарню и жди. Когда наступит момент истины, ты поймешь, что надлежит сделать. Время близится. Будь достоин милости Божьей. Блажен, кто верует!
Ангел поднял десницу, как для благословения. Опешив от неожиданности, Опанас склонил голову, — а когда дерзнул снова взглянуть на посланца небес, во дворе никого не было. Как и следов на снегу.
— Ангел! — прошептал растерянно. — Если я не сошел с ума, то только что видел ангела и получил от Него весть. Как в Писании. Бред... — Опанас чувствовал себя так, будто упал спросонья с лежанки. Вроде бы и не сильно ударился, а разобрать где, кто и что не удается.
Кто знает, сколько простоял бы еще так княжий псарь, когда б не услышал, как в мерзкий волчий вой вплетается еще один далекий и странный звук, — очень похожий на перезвон бубенчиков под дугой. Но, как не напрягал слух Опанас, перезвон не повторился.
— Почудилось, наверно. Кто ж, при здравом уме, пустится сегодня в дальний путь? Вчера еще и солнце не садилось, а морозище брался такой, что и сплюнуть нельзя: слюна к губам примерзала. Путникам в шубах еще так сяк, но лошадям — верная погибель. Хоть сразу прирезать. Легкие напрочь обморозят.