— О-хо-хо, — зашамкала ведьма. — Ну, что мне, бедной, делать с таким гостем. Грабь, холера! Забирай последнее, что на тризну хранила. Чтобы ты подавился моей едой!
Согнувшись, кряхтя и проклиная оборотня на чем свет стоит, она полезла под лежанку возле печи. Но волколак только и ждал, чтобы ведьма указала тайник. Он тут же мигом очутился рядом с ней и запустил руку вглубь, не обратив внимания, что старая не слишком-то и опиралась. Резкая, жгучая боль острыми зубами впилась ему в запястье, и когда волколак понял, что произошло, то даже взвыл от бессильной ярости. Дернулся к ведьме, но та уже предусмотрительно отступила в самый дальний угол избы и лишь удовлетворено хихикала, потешаясь над беспомощностью сильного мужчины.
— Разорву! Загрызу! — зарычал оборотень и рванулся так, что утлая лежанка рассыпалась кучей щепы, зато новый, кованый на медведя капкан держал крепко. А толстенная цепь пряталась в полу и исчезала где-то снаружи. — Ведьма проклятая! Ну, погоди! Выберусь — и косточки не оставлю! Шутить надо мной вздумала? Я тебе покажу забаву! А ну, освободи руку, карга стара! Кому говорю! Не отпустишь добром, пожалеешь, что на свет появилась!!! На малюсенькие кусочки порву! У-у-у! — он взвыл от бессильной ярости на Мару и от досады на самого себя: что так глупо попался.
— Э-хе-хе, — закряхтела ведьма, — глупый ты, Юхим. Кто ж так в гости ходит? Нет — чтоб «здравствуйте, хозяюшка» сказать... Нет — чтоб гостинец бабусе преподнести. Ворвался бурей, все переломал. Меня, хворую, обидел. Всех сожрать пообещал. Даже теперь — на привязи сидишь, а все равно ругаешься, угрожаешь… А надо — с лаской, с извинениями. Видно, придется тебя поучить хорошим манерам. Хоть немножко… Потом сам спасибо скажешь.
Где и взялся кнут в руке старухи. Засвистел, зазмеился в воздухе и упал на плечи оборотня. Да еще с такой силой, что Юхима обратно на колени бросило. А рубец на теле сразу кровью прыснул. Завыл оборотень, заметался. Но не в силах был из сырого железа высвободиться. Не простой, знать, был капкан, — без ведьмовских заклятий не обошлось. И во второй раз свистнул кнут, вырывая вопль из оскаленного рта, и в третий раз...
Волколак поначалу выл, рычал, угрожал загрызть старуху, потом уже и добром просил, но не помогало ничего. Ведьма знай размерено взмахивала кнутом и негромко хихикала каждый раз, когда ее удар вырывал вскрик из уст мужчины. Юхим запоздало попытался оборотиться на волка, но что-то не давало, и он уже готов был заскулить от боли и унижения.
— Погоди, падаль старая, погоди...
Ведьма лишь улыбалась.
Такого наслаждения Мара уже давно не получала и не собиралась прекращать истязание. Правда, если б она могла выбирать, то ведьма предпочла б какую-то сдобную панночку, с белоснежной, шелковистой кожей. С длинными, волнистыми волосами, которые так замечательно потрескивают, когда поднести к ним огонь. Но и оборотень годится. На безрыбье и рак рыба.
Кто знает, чем бы все это закончилось, если б рука ведьмы вдруг не застыла в воздухе, а сама Мара не насторожилась. Нет, не послышалось ей. Над лесной опушкой, где-то в небе, раздался громкий клекот орлицы.
— Морена! — воскликнули в тот же миг оба.
Ведьма с некоторым облегчением, потому что понимала: если оборотень сумеет освободиться, — убьет без сожаления. А волколак — с ужасом. Даже издевательство Мары он с радостью согласился бы терпеть и дальше, лишь бы не держать отчет перед богиней.