Раб так же молчаливо попятился из шатра.
Ожидая жену, Саин-хан опять беспокойно завертел в руках пайцзу.
Субудай-багатур верой в то, что маленькая Юлдуз может предвещать будущее, сумел заронить зерно надежды в его истомившуюся душу. Поэтому молодой джихангир едва не извелся от нетерпения. Он не сомневался в благосклонности богов и силе своего войска, но как передать эту уверенность простым воинам, если даже не все ханы согласились принять его сторону и признать превосходство. Даже невзирая на завещание самого деда! Проклятый Гуюк-хан, пользуясь тем, что приходится старшим сыном Великому кагану монголов, постоянно мутит воду и пытается отобрать власть у джихангира... Но это зря!.. Батый уже один раз показал наглецу его место, — сможет и сейчас. А нужно будет — не остановится и перед казнью ослушника! Завещание Потрясателя мира четко и недвусмысленно! Только он, Саин-хан, имеет священные права продолжить завоевания, начатые Чингизом.
Глава 14
«Седьмая звезда» вошла в палатку в сопровождении неизменной китаянки. Одетая в платье из золотистой парчи, украшенное, как это заведено в Поднебесной империи, драгоценными камнями. А в высоко зачесанные, густые смолистые волосы женщины, служанки умело вплели замечательные жемчужины. Чуть рябое лицо, последовав совету И Лахе, Юлдуз густо выбелила, а миндалевидные раскосые глаза подвела черной краской. От этого они значительно увеличились и выглядели особенно загадочно и таинственно.
Юлдуз-хатун приблизилась к мужу и уважительно поклонилась.
— Мой повелитель звал меня?
— Да, Зорька, — мягко, но нетерпеливо, ответил Батый, рукой маня женщину к себе. — Я ждал тебя.
— Мое счастье безгранично от того, что за заботами о благе монголов, мой повелитель не забыл об одной из наименьших жемчужин в своем ожерелье.
— Это невозможно, моя хурхе, — засмеялся Саин-хан. — Но прежде, чем я объявлю свою волю, присядь рядом... Русы говорят, что в ногах правды нет, и это действительно так.
Женщина подошла ближе и уселась возле кипы шкур, касаясь волосами синего бархатного чапана, в который был одет хан.
— А звал я тебя, Зорька, чтобы спросить, твое мнение о задуманном мной походе монгольского войска в западные земли?
— Я? — удивление женщины было совершенно искренним, потому что хоть ее и предупредили о возможном вызове к хану, — она даже успела привести себя в надлежащий вид, но причину не сообщили. А сама она разве могла хоть на мгновение допустить, что ее повелитель станет спрашивать у женщины совета в ратном деле? Чего угодно ожидала Юлдуз — пылких объятий, неожиданной немилости, даже — смерти, но только назначения на роль советника.
— Субудай-багатур заверяет меня, что тебе открыто будущее.
— Мне? — Юлдуз растерянно подняла на мужа карие глаза. — Но откуда у Одноглазого Барса возникло столь нелепое предположение?
— А кто предупредил меня о ловушке под ковром, в день избрания джихангира монгольского войска и провозглашения завещания Священного Правителя? Разве не ты, Блеск глаз моих?
— Так это же... — простодушно начала было объяснять Юлдуз, но остающаяся на чеку китаянка И Лахе дернула за край одежды свою хозяйку и быстренько прошептала:
— Госпожа, только не вспоминайте о Керинкей-Задан! Эта маленькая тайна вам еще понадобится, чтобы сохранить благосклонность хана! — пленная принцесса хорошо знала толк в искусстве интриги.
— Что ты хотела сказать? — нетерпеливо переспросил хан.
— Это... это сон мне приснился, — не растерялась женщина. — Вещий сон...
— Бывает, — согласился Саин-хан.
— Но лишь с теми, кому дух Тенгри желает их показать, — вмешался в разговор Субудай-багатур. — Мне, почему-то, вещие сны не снятся. Правда, — он насмешливо фыркнул, — мне вообще никакие сны не снятся...