— Видела я, что остановился ты перед высокой горой. И в той горе чернеет большая пещера. Из нее веет злом и страхом, будто из жилья кровожадных мангусов... Перед пещерой стоит древний седой старец и держит под уздцы могучего белого скакуна. Коня подобной красоты мне еще не приходилось видеть, — сбруя на нем так и сияет, так и сверкает. А глаза — как у Духа Смерти. К такому коню не то чтоб подойти, — смотреть на него страшно. Однако мне ведомо, мой повелитель, что, оседлав его, ты станешь непобедимым! Твоей власти покорится весь мир, потому что конь этот — волшебный... И воин, подчинивший его себе, станет в бою равный богам! Дальше я вижу, как ты принимаешь уздечку из рук старого колдуна, хочешь вскочить в седло... — и просыпаюсь. Просыпаюсь от громкого ржания. Мусук, моя кобыла, ржала так призывно и тревожно, будто ей тоже приснился тот сказочный жеребец...
— И это весь сон? — чуть разочарованно протянул Саин-хан. — Больше ты ничего не помнишь?
— Почти весь, повелитель... Вспоминаю лишь, что эта странная гора стоит на месте слияния двух больших рек. Обе такие широкие, что даже берегов не видно. Бурные, полноводные... А волны их зловещие и мутные. Сначала я даже приняла их за потоки крови… Но, это только еще одна загадка духа ночи, мой повелитель. Разве бывают такие реки в действительности?
— Шелудивый пес Бекки здесь? — повел глазами по шатру, вспомнив, что «толкователь снов» давно уже должен быть доставлен.
Вытолкнутый сильной рукой, гадальщик вылетел из-за одной из складок шатра и упал ниц.
— Ты слышал весь сон моей Юлдуз-хатун, раб?
— Слышал, Повелитель...
— Толкуй!
Гадальщик, пытаясь предать большего веса своим словам, сделал вид, будто глубоко задумался. Хотя в душе уже давно решил, что во второй раз не повторит прежнюю ошибку, едва не стоившую ему жизни, и скажет хану только то, что он захочет услышать. Даже, если в сказанном не будет и слова правды.
— Белый жеребец, что отхан-хатун видела во сне, так похож на Сеттера — коня самого Сульде, что ошибиться невозможно, о Всемогущий... А потому вполне разумно предположить, что старик, который подвел его тебе, — или дух Священного повелителя, или сам Тенгри — прародитель чингисидов...
— Дзе-дзе, — довольно причмокнул Саин-хан. — Если это так, то можешь рассчитывать на мою милость. Что еще можешь сказать?
— Реки, которые приснились Звезде моего повелителя, — это, разумеется, Итиль и Еруслан. А виденная Юлдуз-хатун гора, действительно стоит в том месте, где Еруслан впадает в Итиль.
— Ага, есть там гора, есть! — восторженно воскликнул Субудай-багатур, которому больше всего нравились пророчества, которые можно проверить. — Я сам ее видел… Она была названа в честь Урак-хана. Ты должен помнить, Бату, мы лишь вчера рассматривали ее на картах, нарисованных китайцами.
Саин-хан утвердительно кивнул.
— Что еще можешь прибавить?
— Еще? Да... В той горе живет тысячелетний колдун Газук... И он, мой Повелитель, сможет открыть тебе тайны будущего лучше всех шаманов, которых ты расспрашивал до сих пор.
— Он так могуч?
— Не в этом дело... — медленно ответил гадальщик, подбирая ответ, который и слова его объяснил бы, и самого не унизил в глазах хана. — Газук потому могущественнее меня, что постоянно живет рядом с богами тех земель, куда направляется твое войско. Следовательно, ему значительно легче договориться с ними...
Такой ответ устраивал Саин-хана. То, что человеческими судьбами в иных землях распоряжаются чужие боги, укладывалось в его голове, как закономерность правильная и понятная. Поэтому, он и пытался никогда не гневить иных богов попусту. Да и обращаться к ним с вопросами или за помощью никогда не колебался, если это было необходимо. Свои боги или чужие — безразлично, — все одинаково любят дары. И чем щедрее подношения, тем благосклоннее будут они к просителю. Ну, а джизхангир войска монгольского всегда найдет, чем задобрить их всех. Иблис тому свидетель...