Прошло немного времени. Года три, или четыре… От зажиточной жизни Руженка еще больше расцвела, наслушалась разнообразных советов от языкастых соседок, завсегда готовых обсудить достоинства своих мужей и в работе, и на… другом поприще. Привыкла к Юхиму, так что больше не вздрагивала, когда муж ласкал ее волосы, или, расшалившись, засовывал руку под подол. А там и сама стала искать сближения. Радуясь, что жена оттаяла, Юхим охотно пускался в эти забавы. Утешаясь мыслью, что и Морена вскоре отдаст приказ: привести Найду, а он тем временем подготовит все для самой сладкой мести. Несчастный и не догадывался, что с каждой новой нежностью, приближается к настоящему аду... Гораздо более страшному, чем обещанный церковью.
Осознав, что ничего кроме поглаживаний и поцелуев от мужа она не дождется, Руженка сначала плакала в подушку, а потом снова начала избегать Юхима. Обходясь с ним и братьями, будто со скотиной. Кормила, присматривала, но даже без тех крох тепла и ласки, которые от хозяйки перепадают даже лошадям и коровам.
А этой осенью, под пятую годовщину брака, жизнь стала и вовсе несносна... Руженка расцвела, словно цветок, которым ее нарекли. Стала мягкой, приветливой. Все делала с улыбкой, с песней, но не реже, чем дважды в неделю, исчезала из дома вечером и возвращалась домой только под утро. Измученная, но счастливая… А глаза ее излучали такую радость, что Юхиму хотелось пойти, да и утопиться.
Не помогали ни просьбы, ни проклятия. А на его угрозу взять за косы и хорошо отстегать вожжами — Руженка ответила с нескрываемым пренебрежением.
— Разве я тебя гоню с брачного ложа, муж мой? Сам не хочешь... Ну, тогда хоть другим не мешай.
И сказала это так жестоко, так по-женски беспощадно, что Юхим ссутулился, сгорбился и пошел прочь из дома.
Сперва хотел сберечь семью, проследив, с кем жена встречается, и отбить прелюбодею всю охоту к ворованным сладостям, но — лес большой. Обернувшись на волколака он, конечно, легко нашел бы след изменщицы, но не хотел этого делать. Потому что ведал: в звериной шкуре не сможет сдержаться и загрызет не только обидчика, но и жену. А Юхим все еще рассчитывал добраться до ее прелестей. Заплачено дорого, так разве ж можно позволить таким деньгам зря пропасть? И хоть обиды Юхим не прощал никогда и никому, терпения ему тоже не занимать. Долго кувшин воду носит, а все ж и у него ручка когда-то оборвется. Еще за все плату стребует… И — сполна. Однако успокоительные мысли оставались всего лишь мыслями, а Юхим мучился, грыз кулаки, скрипел зубами. Сошел с лица, похудел на добрый пуд. И, видя его вечно нахмуренное, мрачное лицо, соседки зашептались о какой-то тайной болезни, которая гложет богатея...
И вот, Непийвода дождался. Сегодня вечером выпал на замерзшую землю первый снег. Он лег легкой, неуверенной скатертью, готовый растаять от первого же теплого прикосновения или самой слабой солнечной улыбки, но следы хранил. Достаточно отчетливо и достаточно долго, чтобы помочь ревнивцу. Руженка ж и не подумала об этом... А может, слишком уверенна была в безобидности мужа? Да и умение, путать следы, не входило в арсенал ее хитростей. Женщина все же, а не лисица...
Обо всем этом Юхим успел подумать, прежде чем Найда выпрыгнул из стога на землю и ступил шаг вперед. Поэтому и рассмеялся столь теперь. Руженка даровала ласку тому, у кого он сам пытался ее украсть. Пусть тайком, а все ж, проклятый подкидыш, сумел выхватить у него из-под носа самый вкусный ломоть.
Смех и для Найды оказался полной неожиданностью. Выбираясь наружу, он готовился к драке. Потому как, хоть и считал Руженку своей, все ж понимал, что перед Богом и людьми она принадлежит Юхиму. Ведь, в церкви своими губами ответила: «да!», на вопрос священника, — и этого уже не изменить вовек. Но держал эти мысли далеко от себя и старался не вспоминать. Напротив, делал вид, что все в их жизни началось этой осенью…