Юхим заколебался. Теперь, убив Найду, ему пришлось бы избавиться и от Руженки. Ведь она таиться не станет, а значит, и отбрехаться: мол, не ведал, кого били, не удастся… И все закончиться плахой! Вот только, как сдержать разошедшихся братьев? Юхим ринулся вперед, но его вмешательство было излишним... Дурни, увидав обнаженную женщину, так и остолбенели, — не в силах оторвать глаза от прелестей невестки.
А тут и Юхим вспомнил, что ему приказала Морена. Князь, может, и помиловал бы умелого оружейника, а вот богиня уж точно не пощадила бы оступившегося во второй раз! Но гнев еще душил его и требовал мести. Хоть какой, а только чтоб поиздеваться, покуражиться всласть над обидчиком!..
— Вот и наша лебедь белая, — прохрипел, брызгая слюной, и сплюнул презрительно на парня, неподвижного распростертого ниц. — Настоящая мавка. Красавица...
Его братья только громко сопели.
Юхим поглядел на них внимательно, потом перевел взгляд на жену, все еще протягивающую руки, желая защитить полюбовника, и очередная вспышка безумной ярости исказила его исхудавшее от душевных мук лицо.
— А что, парни, может, и в самом деле? Не пропадать же добру, нашими мозолями оплаченному? Если чужаку можно пользоваться, так своим-то и подавно годиться... Дозволяю.
Приговор мужа был столь гнусным, что Руженка сперва не поверила, а восприняла его слова, как привычное начало к оскорблениям и издевательствам, которые она приготовилась выслушать, прежде чем Юхим возьмется за вожжи. Но когда муж повернулся спиной и пошел прочь, оставив женщину наедине с четырьмя придурками, у которых аж слюна изо рта капала, Руженка поняла, что пропала. И ее ожидает наказание, более жестокое, чем битье... Зная, что любые слова будут напрасными, женщина взвизгнула и попятилась. А мужики, что-то, бормоча и похихикивая, двинулись следом... И тогда она закричала. Тонко, пронзительно, как заяц в собачьих зубах...
Услышав этот вопль, Юхим остановился и дернулся назад, но так и не сдвинулся с места. Ярость на неверную жену была слишком жгучей, чтоб разрешить милосердию дойти до сердца.
Но тот же самый, исполненный отчаянья, крик, привел Найду в чувство вернее ледяного месива, в котором он лежал. Парень приподнялся, опираясь на руки, и невольно застонал от боли во всем теле. Да, вот так — безжалостно, насмерть — его еще не били...
Крик раздался и во второй раз, но теперь очень тихий, словно пробивался сквозь подушку или тулуп. Найда даже подумал, что почудилось.
— Нет!!! Не на...
Третий вопль рванулся и пропал на полуслове. Парень, сквозь туман и звон в ушах, удивленно оглянулся, но увидел только огромный стог сена. Шагнул к нему ближе, вдохнул его запах и окончательно пришел в себя.
— Руженка?..
В ответ из копны послышалось лишь глуповатое хихиканье.
Куда и подевалась слабость. Парень запустил руки в нору, которую они с Руженкой сами и вырыли, за что-то ухватился и одним рывком выволок наружу. Этим «чем-то» оказался Охрим — самый младший из братьев Непийводченков. Не разглядывая долго, Найда ударил его напряженными пальцами в кадык и отбросил в сторону.
Второй, Федор еще успел возмутиться, куда это его тянут, но мгновением позже охладел ко всему и смирно улегся рядом с братом. Таким ударом можно было и убить, но Найду сейчас это мало заботило... Он словно выполнял тяжелую, неприятную, но необходимую работу...
Третий Непийводченко был вытащен таким же манером и уложен рядышком с двумя предыдущими, еще быстрее.
— Не отпускайте ее! Глаза! — заорал неожиданно последний из братьев, взвыл не хуже волколака, и попятился наружу. Восемь кровавых полос с обеих сторон украшали его морду, а кровь так и струилась промеж пальцев. Удар по затылку двумя сцепленными в замок ладонями на время избавил его от мук.