Растопив печь в одной избе, переходил ко второй и так по кругу... Рубил, носил, разжигал, подкладывал... Потом, уже только рубил. Носить стал Юрко, а подбрасывать Маричка...
Когда растаял первый казан снега, Найда вылил в него вино из запасной — большой, на две осьмушки баклаги, и этим почти горячим варевом юноша с девушкой принялись поить всех жителей. Малых и старых.
Во втором казане распустили до кисельного вида три ковриги хлеба, что еще оставались у воина, и стали обносить всех по второму кругу. В третьем — поставили набухать овес, отобранный у коня, и мерку пшена, которую каждый путник на всякий случай всегда берет с собой в дорогу.
Отрезав от куска сала, ломоть величиной в ладонь, Найда подкрепил им двух своих помощников, справедливо рассудив, что именно на них теперь вся надежда. Остальное, измельчив в труху, бросил в казан с упревающим зерном.
Как бы там ни было, а сегодня полсотни бортников уже не умрет ни от голода, ни от холода. А он еще что-то и придумает. Найдет, подстрелит... Наконец, зарежет коня. Хотя и княжеская скотинка, и ответ придется перед огнищанином держать, но для спасения людей не жаль...
Нарубил добрую кучу дров, чтоб дома опять не проморозило, пока будет промышлять, — потом забросил за спину колчан со стрелами, взял лук и направился в чащу. На что-то путевое надежды было мало, но двух-трех зайцев и с десяток тетеревов шанс подстрелить был. В крайнем случае, в суп и белки пойдут...
Серна выпрыгнула перед ним из-за густой ели так неожиданно, что парень даже замер от неожиданности. А потом быстро наложил стрелу и прицелился. Серна подняла голову и грустно взглянула человеку в глаза. На глубоком, выше коленей, снежном заносе у нее не было ни малейшего шанса спастись. И было в ее взгляде что-то настолько человеческое, что Найда поневоле опустил лук.
— Исчезни, — молвил сердито. — И быстро! А то передумаю. Там дети от голода умирают, а я с тобой страдания развожу...
Серна послушно, тяжело шагнула, потом прыгнула раз, второй — и исчезла... Только чуть заметно колыхнулись нижние, отяжелевшие от снега ветки.
— Размазня! — обругал себя шепотом парень, обернулся — и встретился взглядом с вепрем.
Большой, пудов на двенадцать, секач-одиночка, увязая с рылом в снегу, подслеповато мигал на него маленькими глазками, очевидно еще не понимая с кем ему довелось, случайно, встретиться, — и уже так и не распознал. Одна за другой свистнули стрелы, каждая точно в глаз, — и гора мяса и сала, что еще мгновение тому было живым существом, судорожно дрыгнула ногами, отдавая свою жизнь во имя спасения десятков других…
Глава 23
Через два дня Найда седлал коня, чтобы ехать домой. От множества забот и тяжелого труда, без сна и отдыха, он осунулся и не неизвестно даже — выдержал бы до конца или свалился, обессилив вконец. Но в самые трудные минуты приходила к нему Руженка... Это ее — бессильную, голодную и обиженную — спасал он от неминуемой смерти, добывая еду и топливо. А когда окаменевшее на морозе дерево звенело под ударами топора и отказывалось упасть, в его воображении, оно сразу же превращалось в ненавистного Юхима. И тогда руки парня наливались такой силой, что и булат не устоял бы...
Вскоре запасы топлива и еды были пополнены. Дней на десять. Подкормленные его стараниями, обитатели лесного поселения смогли встать на ноги. И хоть убивать зверей или рубить деревья и дальше Найде приходилось самому, остальные бортники делали своими руками.
Привычная к людям дичь легко давалась в руки парня. А после того, как он нашел медвежью берлогу, запасов мяса, а главное — жира, должно было хватить и на месяц. Кроме того, подростки собирали запасы с камор, подстреленных белок, а также сумели отыскать два дупла с медом... И чем больше втягивались люди в работу, тем сильнее убеждался Найда, что без злого колдовства и в самом деле не обошлось. Потому что эти люди и сами справились бы со своей бедой, если бы не лежали безвольно по домам, дожидаясь смерти, а сразу взялись за дело. Лишь навеянные Марой колдовские чары отобрали у них силы и волю к сопротивлению. К счастью, подоспел Найда и сумел разбудить, расшевелить упавших духом людей.