Долгое время парень сидел, уперев глаза в воду, будто чего-то ожидал, а потом упал лицом в траву и замер, — на двое суток кряду... Если б не конвульсии, что время от времени сотрясали его плечи, можно было бы и Найду посчитать умершим.
На мамины уговоры опомниться, он подвел на мгновение голову, но в пустых глазах сына Христина не увидела даже отблеска понимания. Кажется, сокрушенный горем парень даже не узнал, кто с ним говорит. Так минули еще одни сутки...
На следующий день придыбал к Найде, волоча взгляд по земле, будто все время боялся за что-то зацепиться, старый Крендель. Но и присесть рядом не успел. Должно быть Найда распознал его поступь. Потому что едва тот приблизился к ивам, как парень сам приподнялся. Увидев его лицо, почерневшее от горя, Крендель всплеснул руками и заплакал:
— Сынку, кто же знал? Да мы бы со старухой никогда...
Но Найда только сверкнул глазами и прошептал едва слышно:
— Идите, отсюда... От греха подальше... Добром прошу...
И старик покорился. Потому что нечего было сказать несчастному, — все правда? Ведь это именно его со старухой жадность сгубила Руженку. Разве ж был такой человек в Подгородье, а то и во всем Галиче, кто б не знал о тех чувствах, которые соединяли Найду и их внучку. Но, ведь и они не желали девушке зла... Не штука связать бедность с бедностью, — это большого ума не требует. А в руки шло такое богатство... Обеспеченная старость... Сытая жизнь... Вот и не устояли, на беду...
Последним, к вечеру третьего дня, приперся на берег Луквы темный, как ночь и страшный, словно грозовая туча, Юхим. Он остановился около Найды, расставив ноги, и стоял так над соперником, будто крепостная башня. Восемь пудов узловатых мышц и сплошной ненависти. Потому что хоть и богатей, но сызмальства около наковальни и молота хаживал...
— Это же что ты за глум придумал? — прорычал, а не выговорил. — Хочешь, чтоб люди и после смерти этой вертихвостки на меня пальцами показывали? Не достаточно я вытерпел при ее жизни насмешек, так еще и теперь должен выслушивать, как жалостливые соседки шепчутся за спиной: «Глянь, как Найда побивается! Видать, и в самом деле любил... А этому бугаю, хоть бы что... Довел лебедушку до погибели, а сам и морду не скривит». Так не дождетесь!.. Ха! Тебе есть по чем грустить. Еще бы, такую милку потерял! Задарма бабенка ласкала, нет? Вот и ухватился за нее обеими руками... Потому что на обычную продажную девку у тебя, голодранца, денег бы не хватило. А мне чего? Столько денег старым Кренделям выложил, а товар то приобрел подпорченный!..
Кто знает, что и сколько выкрикивал бы еще Юхим, но для Найды и этого было с лишком. Не помня себя от ярости и обиды за усопшую, парень сорвался на ноги и, что было мочи, пихнул коваля в грудь. Где и сила взялась в заморенном трехдневным постом теле. Юхим, будучи вдвое тяжелее, вероятно, устоял бы на ногах и сумел ответить ударом на удар, но как-то, будто случайно, позади него очутился Митрий, домовой Куниц. И, перецепившись за маленького человечка, здоровяк потеряла равновесие, отчаянно взмахнул руками, словно пытался ухватиться за воздух, и бухнул с берега в воду. Только плеснуло...
— О, — промолвил Митрий, — хорошо булькнул... Вероятно, всех русалок всполошит... — А потом взял Найду за руку, как когда-то в детстве. Только теперь уже для этого довелось встать на цыпочки. — Не трать зря время, хлопче. Руженки твоей давно здесь нет...
— Знаю, — тихо ответил Найденыш. — Сам могилу копал.
— Пфе, — отмахнулся домовой. — Разве я о яме...
— А душа ее в Раю должна быть. Нельзя же из-за любви в ад... Это не справедливо!