— Орды монголов стремительно движутся на Киев, и за ними остается лишь пепел от городов русских... — продолжил чуть погодя воевода. — Данила Романович поручил мне возглавить оборону города... А сам отправился в Пешт, попытаться убедить угринов: выступить сообща на Батыя. Даст Бог — остановим... Сюда не дойдут. Однако советую готовиться к самому худшему. Галицкую дружину усилить нужно. Смердов вооружить... Сюда вскоре князя Василька ожидайте. Под его рукой обороняться будете. А может, и Данила Романович с помощью подоспеет... Монголы еще далеко. Месяц или больше минует, пока сюда докатятся.
Воевода помолчал немного и глотнул меду. Остальные охотно присоединились бы к нему, но их кружки давно были пусты, а налить себе собственноручно не дерзнул ни один. Найда же будто позабыл о меде, нетерпеливо ожидая, когда воевода скажет: ради чего созывал их посреди ночи.
— Все мы здесь искренние христиане, — тихо сказал Дмитрий, будто извиняясь, и слова эти показались столь неуместными, что дружинники поневоле переглянулись. — Верим в Бога на небесах, но на земле больше полагаемся на собственные руки. Если б довелось мне самому год или два назад услышать небылицу, которую собираюсь вам пересказать, я рассмеялся бы, да и только, но перед битвой жестокой, лишь глупец отказывается от помощи. Откуда бы та не пришла... — он провел ладонью по лицу, будто стирал усталость и неуверенность. — Уверен, и вы со мной согласитесь...
Кое-кто из ратников кивнул, но воевода даже не посмотрел в их сторону. Казалось, он самого себя пытался убедить в собственной правоте.
— Готовясь к смертному бою с ордой, каждый должен сделать все, что в его силах... Данила Романович ничего об этом не знает, и приказывать его именем я не могу. Поэтому мне нужны те, кто по собственной охоте согласится рискнуть жизнью, и скорее всего — зря… Хотя, кто ведает: где теперь человеку безопаснее? За стенами замка — ожидая нашествия монголов, или в диких горах — среди зверья...
Воевода повел взглядом. Пока еще никто не отводил глаз, даже, напротив — к почтительному вниманию добавилось любопытство.
— Не сомневайся, воевода, — отозвался в общей тишине Грицко Василек, самый старший среди присутствующих ратников, прозваний так за светло-голубые очи. — Что бы ты нам не поручил, мы исполним. Тем более, если от этого, хотя бы немного аукнется Батыю. Старшие среди нас были у Калки. Помним еще...
Дмитрий поднял голову и встретился глазами с ледяным взглядом воина.
— Это хорошо, что помните... — прибавил значительно. — Такого надругательства Руси вовек не забыть, а стыда не смыть.
— Измена то была! — воскликнул пылко Грицко.
— Может, — опустил голову воевода. — Может и измена... Только нам о настоящем мыслить надобно. Поэтому, слушайте... — он еще раз обвел всех взглядом, увидел пустые кружки и прибавил, — но сначала нальем еще по глотку.
Дружинники не заставили просить себя дважды.
— Начну издалека... В Киевской Лавре живет схимник. Дед Шемберко... Борода до земли, лет не меряно, и знахарь умелый. Думаю, что и на гадании знается, потому как не раз Даниле Романовичу хорошие советы давал. Правда, князь наш не всегда к ним прислушивался... Но, не об этом сейчас...
— Как наш Кандыба, — шепнул кто-то тихо позади Найды, так, чтобы не мешать воеводе.
— Так вот, на Архистратига Михаила пришел Шемберко ко мне. Сам пришел! А нужно вам знать, что старец этот лет уже пять как из Лавры вовсе не выходил! Даже, на солнце не показывался...
Глава 30
Стараясь не думать о Руженке и обо всей остальной путанице, Найда медленно брел темными улочками еще сонного княжеского города. До утра оставалось несколько часов, и только незлобивый, так — для порядка, собачий лай сопровождал его. В предутренней мгле едва-едва угадывался берег Днестра, в основном закрытый домами Подгородья. Судоходная река рядом с городом бежит, а княжеский детинец — на горе, вместо рва, Луквой охвачен. Только через мост из Подгородья в сам Галич дорога ведет. А мост на цепях. Подняли — и кукуй до утра над речкой...