Нет, дорогие мои. Пока что это я вас не так понимаю. Она же мне сказала только одно: мы такие хорошие, вы знаете, наши клиенты нас так любят, мы самые лучшие в мире! Это действительно не для печати, но почему же она, глава отдела маркетинга, так боится поставить под этим непечатным заявлением свою фамилию?
Включилось электричество. Нет, все-таки у меня бэкап тоже остался, но совсем ничтожный… Ну и все заново, естественно, а заново уже ничего не склеивается…
Звонит мое солнце из школы и мычит в трубку: Мыыыым, мммможно я домммой пойду?… У ммменя головаааа болит…
Дожидаюсь, пытаюсь кормить — не жрет. Сую таблетку, укладываю, ждать не могу, у меня пресс-конференция в министерстве, я уже опаздываю, ну почему я всегда опаздываю, останавливаю машину, обещаю сто пятьдесят рублей — и попадаю в пробку на Третьем кольце. Я сто раз клялась себе не брать машину, когда опаздываю, выезжать на мероприятия за два с половиной часа, я сто раз клялась никогда не ездить через третье транспортное кольцо, вот тебе, вот тебе, вот тебе. Вот тебе в наказание радио «Шансон» на все время стояния в пробке. Ах, Катя-Катя-Катя, веселая игра, ах, Катя-Катя-Катя, мне не вернуть вчера. Или Таня-Таня. Оля-Оля. Любушка-голубушка. Мамочка моя.
Звонит мобильный: мама, у кошки рвота. Чуть было не командую развести пакет регидрона в кипяченой воде и давать по чайной ложке каждые пять минут. Убери, говорю, бумажкой осторожно, и дай ей воды.
Беее, говорит солнышко, я не хочу блювоту руками.
Только попробуй не убрать, кричу я.
Отбой.
Я вылезаю из машины и ставлю ногу в хлипком ботинке ровно в середину глубокой, грязной, ледяной лужи.
Где вход? Здесь? Нет, говорят, вокруг здания. Здесь? Нет, вы ошиблись, вам в соседний подъезд.
В соседнем подъезде меня не хотят пускать, пресс-конференция началась двадцать минут назад, паспорт я еще не забрала из обмена, вместо нормального редакционного удостоверения у меня один только дурацкий пропуск. На мужнину фамилию, Бекешина, а подписываюсь я девичьей, Кафтанова. Кто-то добрый меня по девичьей и аккредитовал. Еще десять минут я доказываю, что я не верблюд.
Я взлетаю по лестнице, в правом ботинке у меня хлюпает, в правом боку колет, шапка съехала на затылок, волосы торчат в разные стороны, пальто опять в какой-то шерсти, подцепленной на сиденье в машине (собаку, что ли, перевозили?), — и, есть такое подозрение, не работает диктофон. Маша орала в него песни и могла посадить батарейки. «Я буду вместо, вместо, вместо нее твоя невеста, честно, честное ё!».
Мой муж — прелестный муж
А что муж, спрашивают у меня иногда, если я особенно патетично рассказываю истории, как сверлила стены соседской дрелью или узнавала у свекра по межгороду, что такое пробки и как их вворачивать.
Традиция и историческая справедливость требуют отметить, что муж объелся груш.
Он действительно объелся груш в десятилетнем возрасте и с тех пор их не ест. Но не это важно.
Мое семейное положение по-английски называется «separated», а по-русски «соломенная вдова».
Мой муж, Сергей Бекешин, — журналист-горячеточечник, но я предпочитаю говорить «военный корреспондент», потому что «горячеточечник» похоже на «мочеточник». Он, между прочим, и притащил меня в журналистику. А то бы я сейчас преподавала в каком-нибудь международном университете экономики и транспортно-канализационного хозяйства историю философии. И писала бы диссер о соотношении кризиса ценностных парадигм с революционными ситуациями в мировой истории. И получала бы свои две копейки в месяц, и с брезгливой миной изымала бы шпоры у студентов, и требовала бы на зачете сложить все мобильники на передней парте, чтобы не совещались смс-ками… и по вечерам сидела бы в обожаемой библиотечной тишине, рылась бы в пожелтевших книгах… сдавала бы вечером контрольный листок с кучей отметок… Разница только в том, что я получаю не две, а двадцать копеек в месяц, и за эти двадцать копеек мне приходится работать конем. Я не жалуюсь. Если бы я преподавала и писала диссер, темперамент искал бы себе другого выхода. Я бы еще, чего доброго, начала петь в университетской самодеятельности и играть в КВН.
Но это было лирическое отступление о философии, а я собиралась о муже.
Мой муж — коренастый мужчина с мускулами. Он него есть короткая борода цвета «соль с перцем» и тельняшка. Он умеет носить бандану с непринужденностью горского бандита, ставить палатку, играть на гитаре и варить плов. Он настоящий мачо.
В его палатке мне поспать так и не удалось, так что принимаю на веру, плов у него обычно подгорает, а в окрошку он с видом знатока режет докторскую колбасу прямо с оболочкой. Чтобы не обижать его ненужными криками, я потом осторожно достаю резаные кусочки по одному и сдираю жесткие шкурки. Осторожно вытаскиваю из стены кое-как вставленные им дюбеля и вставляю новые, соразмерные, и перевешиваю им повешенные полки так, чтобы он не заметил и не обиделся. Он не замечает, его все равно никогда дома нет.