— Как я понял, эта вещь продается?— лениво спросил он, и Конан утвердительно кивнул.— Я готов немедля отсыпать за нее три сотни.
Это был хороший ход, а главное — своевременный. Зингарец начал лихорадочно искать взглядом низкорослого туранца, но того как на грех оттеснили, и тут за спиной киммерийца послышался шум.
— Я беру эту вещь!
Толстенная, похожая на свиной окорок, лапища просунулась вперед, и унизанные перстнями пальцы выхватили из рук зингарца кинжал.
— Кто продавец?— прогудел низкий голос.
Конан обернулся. Перед ним стоял необъятных размеров шемит. За талию его не смог бы обхватить даже киммериец. Одет он был в синие шелковые шаровары, заправленные в невысокие коричневые сапоги, и белую кружевную рубаху. Из-за широкого матерчатого пояса он вытянул объемистый кожаный кошель.
— Пятьсот золотых! Идет?— Он вопросительно уставился на Конана и тут же перевел взгляд на Калима.
Тот с сожалением развел руками, показывая, что не в силах заплатить такую цену.
— Он твой,— кивнул киммериец, и мешок упал в его ладонь.
Человек-гора развернулся и двинулся прочь, но на полпути обернулся.
— Ты дурак, Зургаб! — спокойно сказал он, но этого ему, как видно, показалось мало.— Вы оба кретины,— добавил он, подумав.— Так и будете до смерти убирать дерьмо на конюшне, а за эту зубочистку я возьму в Зингаре вдвое!— Он окинул презрительным взглядом низкорослого туранца, который чувствовал себя весьма неуютно под насмешливыми взглядами разросшейся толпы.— Если все-таки надумаешь выбиваться в люди, запомни: можно быть жадным. Я сам жаден,— заметил он самодовольно,— но нельзя быть дураком!
— Ты сделал то, что я тебе велела?
Голос Черной Розы Сета звучал требовательно и высокомерно. С брезгливой усмешкой смотрела она на раболепно склонившегося перед ней мужчину, необъяснимо походившего на кучу засохшей грязи, которая приняла форму скорчившегося человека.
— Да, да, моя госпожа! Сделал, конечно, сделал! Разве мог бы я ослушаться тебя, прекрасная Рози?!
— Что? Рози?!— На мгновение в глазах ее мелькнул гнев, который тут же отразился испугом в мутных зрачках мужчины, ибо он знал, что повелительница его скора на расправу, но в следующий миг она рассмеялась, и скорчившееся у ее ног существо хрипло закашлялось, вторя ей.— Да ты, похоже, и впрямь считаешь себя человеком, грязь? — отсмеявшись, спросила красавица, и урод, наделенный талантом корчить рожи, с готовностью закивал.
— А как же иначе?— самодовольно ответил он.— Скажу тебе больше: покрутившись среди состоящих из мяса, я понял, что лучше многих из них!
— Даже так?— против воли заинтересовалась Рози.
— Конечно!— обрадовался он.— Моя радость непосредственней!..
Он расхохотался. Глаза его при этом от восторга вылезли из орбит, а рот раскрылся неестественно широко, обнажив щербатые зубы и заняв едва ли не половину лица. Губы стали похожи на два исполинских лепестка, а подобный пестику язык восторженно затрепетал в необъятной глотке. Рози, как назвал ее мастер гримас, не выдержав, рассмеялась.
— Мое горе правдоподобней…— продолжал кривляка.
Он хлопнул себя по лицу похожей на лопату ладонью, расплющив улыбку и радостный взгляд, и тут же захныкал, как обиженный ребенок. Рот его скривился в обиженной гримасе, одновременно верхняя часть головы словно усохла, зато нижняя половина лица неимоверно увеличилась в объеме. Губы поползли вниз, свесившись едва ли не ниже подбородка.
Он стал уморительно похож на воображаемую помесь обезьяны и смертельно обиженного осла. Глаза урода заморгали, умоляюще глядя на повелительницу, словно не понимая, что ее так развеселило.
Наконец Рози отсмеялась.
— Признаюсь,— молвила она,— ты повеселил меня, Харлем.— Она впервые назвала существо по имени.— Но не надейся, что это спасет тебя, если ты не исполнил моего приказа. Из грязи я тебя создала и в грязь верну!
При этих словах скорбная физиономия урода вновь стала забавной, и он обиженно захлопал глазами, снова заставив колдунью рассмеяться.
— Что ж,— улыбнулась она,— возможно, позже я и приближу тебя. Если, конечно, останешься жив,— подумав, добавила Черная Роза.— Признаюсь, ты умеешь рассеивать тоску, но теперь приступай к делу. Ты виделся с Харубом?
— Нет, госпожа,— быстро ответил кривляка, мгновенно напустив на себя серьезный вид.— Он умер. Зато я виделся с Конаном.
— Ты посмел попасться ему на глаза?!— вскричала она.
— А что мне оставалось делать?
Он смешно развел руками, которые стали вдруг невообразимо корявыми, похожими на древесные сучья.
— Прекрати!— крикнула она, и руки тотчас вернулись в нормальное состояние.— Зачем ты полез к киммерийцу?
— Я увидел у него одну вещицу, и мне нужно было поближе рассмотреть ее, чтобы убедиться, что ошибки нет.
— Ну, хорошо,— смягчилась повелительница,— он хоть не понял, кто ты?
— Конечно, нет!— обрадовался Харлем.— Я развлекал его, строя невинные рожи, пока ему не надоело, но он ни о чем не догадался, клянусь Сетом!— вскричал он, видя, что Роза начинает гневаться.— Он даже дал мне две монеты! Одну в награду за мой талант!
— Талант!— ухмыльнулась она.
— Да, да!— воодушевленно вскричал грязевой голем.— Я сказал ему, что это Митра столь щедро одарил меня при рождении! Вторую же монетку он мне дал, чтобы я скрылся с глаз его. Похоже, все-таки я ему не слишком понравился,— обиженно закончил Харлем.
— Хорошо!— жестом остановила его излияния Роза, которая уже начала терять терпение.— Что это была за вещь?
— Клинок Тьмы,— промямлил кривляка,— за которым ты послала меня к Харубу.
— Так Клинок Тьмы у варвара!— вскричала пораженная этим известием колдунья.— Но как он попал к нему?
— Я ведь сказал тебе, что Харуб мертв. Думаю, киммериец убил колдуна, к которому ты меня послала,— все так же спокойно ответил Харлем.
— Убил…— недоверчиво повторила она.— Но это невозможно!
— Когда я был всего лишь кучей жирной грязи и меня месили сапожищами те, кто сделан из мяса, разве мог я предположить, что со временем стану совершенней, чем они?
— Философ!— фыркнула Роза и тут же вновь повторила:— Так, значит, Клинок Тьмы теперь у варвара…
— Вовсе нет,— пожал плечами Харлем.— Конан сменял его на базаре на пару коней.
— Великий Сет!— простонала женщина в платье из змеиной кожи.— Что творится в мире?! Но ведь это еще хуже! Теперь кинжал не найти!
— Вовсе нет,— вновь хмыкнуло существо из грязи, и лицо его расплылось в умышленно преувеличенной счастливой улыбке,— вот он!
Рука Харлема погрузилась в тело, выудила тряпичный сверток, и через несколько мгновений усыпанные камнями ножны уже лежали на его ладони.
— Как… Как ты его достал?— Еще не веря своим глазам, Роза Сета схватила ритуальный клинок.— Да, несомненно, это он — воскликнула колдунья, вынимая клинок из ножен.— Так как ты его достал?— повторила она свой вопрос.
— Ну…— Харлем придал лицу выражение невинного младенца, только что отнятого от материнской груди.— Пришлось проявить смекалку и пожертвовать собственным телом!
— То есть?
— Слишком много грязи ушло на то, чтобы забить жирную глотку его нового владельца,— сокрушенно вздохнул «младенец».
— Так ты сумел убить человека?— изумленно спросила Роза.
— А!— скромно отмахнулся Харлем.— Их там еще много осталось!
В таверне постоялого двора было тепло и тихо. Конан и его спутники расположились поближе к камину, от которого веяло теплом и уютом, и заказали хороший ужин на четверых, благо в деньгах недостатка не было, остаток дня, решив посвятить отдыху. Все-таки путь от Шандара до Хоршемиша предстоял неблизкий. Конан познакомил своих спутников друг с другом: как-никак теперь им предстояло делить и радости, и неприятности, и никто из четверых понятия не имел, сколько это продлится.
Каждый понемногу рассказал о себе, и Конан узнал, что Бергон — сирота из маленькой деревушки, которая затерялась на самом севере Заморы, в глухой долине, образованной отрогами Кезанкийских и Карпашских rop. Родителей он не помнил и всю свою полуголодную жизнь батрачил за жидкую похлебку, пока не подрос и не решил, что с него довольно.