Кром с ними. Он устал, голоден, а еще у него до сих пор нет лошади. Что бы там ни было, он сумеет постоять за себя. И киммериец смело шагнул вперед, гордо приподняв темноволосую голову, в распахнувшиеся ворота.
Если бы Конан только знал, что ожидает его за ними, он бы, вероятно, все-таки немного подумал. Хотя это было и не в характере нашего героя.
Первое, что бросилось ему в глаза - это необычайная оживленность узеньких, вьющихся, подобно телу змеи, улиц, люди мелькали туда-сюда с разгоряченными возбужденными физиономиями, точно в постоянных поисках чего-либо. Развлечений, как он понял позже. Старые и молодые, бородатые и безусые, богато одетые и закутанные в рубище - всех их объединяла общая нездоровая активность, они жестикулировали, дружно толкались и не переставая мололи какую-то чепуху, словно базарные бабы. Они носились целыми толпами, издавая шум, напоминающий гудение улея, набитого пчелами, бесцельно и суетливо меняя направления своего движения. Случайно угодив в один из таких потоков, Конан был не только изрядно помят, испачкан, но и лишился не ведомым образом трех золотых монет из кошеля на поясе. Кошель-то остался на месте, а вот монеты пропали. Конан хотел было попытаться найти грабителя, но когда обернулся, этой толпы уже и след простыл. Пообещав себе впредь быть осторожнее, молодой киммериец двинулся стороной, стараясь ни к кому особо не приближаться и угрюмо посматривая на проходивших мимо необычных личностей. Их было немало.
Вот, например, женщины. В любом нормальном городе - это известно последнему остолопу - должно быть много красивых женщин. Но здесь...
Нет, красавицы попадались острому взору киммерица, идущему по единственной ровной прямой дороге незнакомого города, выложенной камнем и ведущей наискосок к раскинувшейся невдалеке базарной площади, но их странное, мягко говоря, поведение, намертво убивало всякое желание, готовое зародиться в могучей груди Конана, Хрупкая черноволосая девушка с миниатюрными чертами почти мальчишеского лице проплыла мимо киммерийца, сохраняя отсутствующее выражение печальных глаз, устремленных к небу, крепко сжимая перед собой почерневшими от копоти и сажи руками прямоугольную деревянную табличку: «Я вся горю. Просьба не тушить. Жанна.» Не успел Конан перевести дух, как увидел чуть в стороне от дороги сразу двух женщин: старую и молодую. Более того, услышал кусочек их разговора, повергший его в глубокое уныние. Говорила молодая, высокая рослая женщина с миловидным лицом, тронутым румянцем - нет, наверное, просто тронутым - и бледно-русыми пепельным, кудрями, спадающими на плечи, надежно скрываемые строгим простеньким платьем серых тонов. Говорила чувственным низким голосом, в котором ощущалась сдерживаемая страсть; говорила, прерывисто дыша, вцепившись в свою собеседницу обеими руками, словно опасаясь, чтобы та, не дай Кром, не убежала: "Поезда... Эти поезда... Как они беспокоят меня, такие шумные и большие.,. очень большие... они несутся на меня - и,ах! - я знаю, что они хотят меня - и я тоже... тоже хочу их... меня тянет к ним, тянет сильнее, чем к лошадям... это моя давняя любовь... вы не знаете, мадам, у господина В. есть конь... настоящий жеребец! он такой красавец! "Ну почему же не знаю, моя дорогая Анна”, - прервала ее пожилая собеседница, надтреснутым квакающим голосом, внезапно просветлев лицом, - "немного знакома с этими милыми животными. Вот, давеча, только варила я суп, и..."
К счастью, Конан уже прошел вперед и не слышал продолжения разговора. Он успел подумать, что с ним сегодня что-то не так. Возможно, с его ушами, не исключено, что их надо чаще мыть, или...
Однако, невысокая полногрудая девушка с раскосыми подведенными глазами, отчаянно скребущая руками по дну небольшого корыта, наполовину заполненного водой, в котором она, собственно, и находилась, полностью развеяла его сомнения. Потому что не могла быть галлюцинацией. Ему пришлось сделать несколько шагов в сторону, чтобы обойти корыто, стоящее прямо посередине дороги. Вода расплескивалась на камни, а девушка пронзительно верещала, как раненая сирена: «Сенсэй, передай им всем, меня зовут Баттерфляй! Японский городовой, помоги мне выбраться отсюда, я тону, банзай твое харакири!..» Ну, или что-то подобное, потому что голосила с явным акцентом. Внезапно крик оборвался. Конан обернулся... и не увидел девушки. Только корыто, по мутной водице которого расходились круги. Она куда-то исчезла. «Наверное, утонула», - вяло пошутил про себя Конан и зашагал дальше.
Навстречу ему брел здоровяк, в одной лишь набедренной повязке в виде платочка и бицепсами, пожалуй, что не меньше, чем у киммерийца. Тот остановился, преградил ему дорогу. Конан нахмурился, но на здоровяка это не подействовало. Он открыл рот, как рыба, выброшенная на сушу, тыкнул пальцем себе в грудь, затем в грудь Конана. Наконец, его прорвало, и он спросил неожиданно мягким голосом: "Джейн?.." Конан отрицательно покачал головой. Здоровяк грустно опустил свою голову, всхлипнул, и побрел куда-то в сторону. Конан проводил его сочувственным взглядом и продолжил путь.