Конан несколько возбудился. Кроме того, он был слегка удивлен ее порывом.
– Я рад; что ты еще помнишь о нашем разговоре, Евлалия. – Он удобно положил ладонь на ее бедро. – Но сейчас я хотел бы уйти с моим капитаном. Что скажешь?
– Ах, Конан, все эти твои истории… я нахожу их потрясающими. Я надеялась, что мы сможем поговорить подольше… где-нибудь там, где нам не помешают. Может быть, в моей комнате. Она как раз здесь рядом, под этой лестницей. – Кивком головы она указала на темный коридор, откуда выскочила.
Глаза и руки женщины все еще покоились Конане. Он спросил Гундольфа:
– Может быть, тебе лучше отправиться одному на праздник наемников, Гундольф? А я бы задержался…
Гундольф схватил Конана за руку и потащил его прочь от соблазнительницы.
– Простите меня, госпожа, но я должен обменяться с этим офицером парой слов наедине. – Он положил руку на плечо Конана и оттащил его на пару шагов в сторону. Затем прошептал ему в самое ухо: – Болван, я не о себе беспокоюсь! Я без страха могу один разгуливать по городу. Но ты… ты оскорбил влиятельного человека. – Конан ощущал ярость Гундольфа, который сильно, едва не царапая, сжимал его плечо. – Может быть, ты думаешь, что можешь спокойно провести ночь в его доме, развлекаясь с его придворной шлюхой? Если это не ловушка, да и к тому же ловушка для отпетого кретина, то в любом случае безумие и неоправданный риск. Ты немедленно пойдешь со мной.
Лицо Конана стало суровым. Даже в темноте можно было заметить, что теперь он куда менее пьян. Он выпрямился и стряхнул с плеча руку старого друга.
– Гундольф, у меня нет сомнения в том, что в какой-нибудь неприятности я не сумею себя защитить.- Он тщательно подбирал слова и выговаривал их тихо и с достоинством. В его голосе почти не звучало опьянения. – С этой девушкой я уже и раньше долго разговаривал. И поскольку я нахожу ее… очень привлекательной, я предпочитаю остаться. – Он скрестил руки на груди, облаченной в шелковую рубаху. – Если ты, как мой капитан, приказываешь мне идти, мне еще предстоит решить, послушаю ли я приказа.
Конан стоял как скала и в сумраке, едва разгоняемом факелами, ждал ответа. Из дворца доносились звуки музыки.
Гундольф с отчаянием тихо прошептал:
– Какой же я идиот, если пытаюсь воззвать к трезвому уму варвара – самого толстокожего, самого пьяного и к тому же обуреваемого похотью животного! Ну прекрасно, я ухожу один!
Он повернулся, но после нескольких шагов снова вернулся к Конану и предостерегающе поднял палец:
– Еще одно я хотел бы тебе сказать. Меня не будет рядом, чтобы снова для тебя таскать каштаны из огня.- Он сделал еще несколько шагов, снова остановился и устремил, на Конана строгий взгляд. – При первом звуке трубы изволь быть в лагере, если ты желаешь оставаться в офицерском чине. И ушки на макушке!
После чего его приземистая фигура исчезла в темноте. Фыркнула лошадь. Слышно было, как капитан наемников уезжает со двора.
Сдерживая смешок, Конан повернулся к Евлалии. Она стояла, вызывающе положив ладони на бедра. Когда он подошел поближе, она отступила к коридору. Блестящие глаза манили его. И двигалась она странно, чарующе. Ей удавалось постоянно ускользать от его рук.
Конан ускорил шаги и схватил ее уже в темном коридоре. Его ладони провели по мягкому бархату, обтягивающему ее бедра. Другой рукой он коснулся нежной округлости ее груди и сжал ее.
От этого объятия у него захватило дух. Он ощущал тепло ее лица. Когда его губы прижались к ее рту, он ощутил сладость вина. Она взвизгнула и дернулась в его руках. Ее руки ухватились за его плечи – что это, жадность или попытка сопротивления? Он не знал этого, в то мгновение ему это было безразлично. Горячая страсть сжигала его, как огонь в кузнице.
Затем он услышал крик, и чей-то тяжелый кулак опустился на его спину.
В одно мгновение киммериец отшвырнул женщину в сторону и с голыми кулаками набросился на того, кто посмел напасть на него. Тот был едва различим в темноте – так, неясная тень. Но Конан чувствовал, что человек, притаившийся во мраке, – мужчина крепкого сложения. Вскоре он в этом убедился, когда с размаху ударил по нему кулаком. Одно мгновение Конану было очень плохо – его точно оглушило. Страсти слишком яростно бушевали в нем.
Затем он услышал тихий металлический звук. Ловким движением Конан скользнул в тень, куда не могла достать мерцающая в темноте сталь.
– О нет! Никаких поединков! – Евлалия едва не рыдала от волнения. – Рандальф, убери меч в ножны. Конан, не пугайся. У меня есть свет.
В темноте раздался стук кремня. Затем вспыхнула искра, которая скорее мешала смотреть, чем освещала что-либо. Но вот дрожащий огонек успокоился и превратился в ровное свечение масляной лампы, стоявшей на подставке у стены тесного помещения.
Эта комната была всего лишь прихожей перед двумя дверьми, которые теперь были заперты. Каменная лестница уводила куда-то вверх. Где она заканчивалась? Этого отсюда было не разглядеть.
Дама, одетая во все красное, устало опустилась на подушки. Ее высоко взбитые волосы растрепались и висели длинными каштановыми прядями. Она сделала неудачную попытку снова уложить их в прическу, сердито глядя на человека, которого называла «Рандальф». Затем, покраснев, бросила взгляд на Конана:
– Мне очень жаль. Ты был таким… неукротимым. У меня совершенно не было времени объяснить тебе мои побуждения.
Голос Конана прозвучал довольно грубо:
– Что за грязное дельце вы тут задумали? – Он потрогал свой длинный кинжал.- Был у меня такой случай. В городском квартале не из богатых пошел я с девкой в ее комнату, а там уже ждал парень. Помнится, оба они кончили скверно. Уж никак не ожидал, что такая же гнусность ждет меня во дворце, где полным-полно дворян и всяких благородных.
Рандальф выругался и поднял меч, который опустил, только повинуясь желанию дамы. Он заговорил – сердито, против воли:
– Мне нужно было бы знать заранее, что ты будешь обходиться со знатной дамой на свой грубый варварский манер, ты, наемник. Но если ты посмеешь оскорбить мою даму грубыми речами, то я вырежу твой поганый язык из твоей грязной пасти!
Евлалия схватила его за руку, чтобы остановить своего дружка. Она повисла на его локте.
– Нет, мой дорогой, это мы его обманули. – Она посмотрела на Конана и снова залилась краской. – Лейтенант ничего не знает о твоих правах на меня.
Конан глядел теперь на Рандальфа с новым интересом. Он был старше красивой женщины. Вероятно, старше и Конана. Талия его уже слегка заплыла жирком. Однако он выглядел хорошо сложенным. Волосы над бровями были подстрижены, а на затылке выбриты, как это было в обычае у местных жителей. Его круглое лицо выглядело здоровым, как будто он много времени проводил на свежем воздухе. Коричневая куртка, штаны и сапоги – все было чисто и сияло, как отполированное седло. Конан счел его за богатого землевладельца.
С коротким поклоном сказал он этому человеку:
– Если ваша дама любит вертеть хвостом перед наемными солдатами, то вашу ревность вполне можно объяснить и простить.
Рандольф поглядел на него недоверчиво и протянул руку с мечом, будто желая оградить от него Евлалию.
– Прости меня, Конан! – Голос Евлалии звучал ласково. – Мы всего лишь хотели поговорить с тобой наедине о совершенно определенных вещах. – Она беспокойно оглянулась в помещении, после чего осторожно продолжала: – Политические вопросы, о которых нельзя разговаривать при большом скоплении народа. Наша встреча должна быть поэтому тайной. Я хотела поговорить с тобой позднее на этом празднике, но ты так быстро собрался уходить… Пришлось разыграть эту импровизацию.
– Стало быть, твой интерес ко мне – всего лишь ловкий фокус.- Конан делал вид, будто не замечает, как густо покраснела Евлалия. – Невинная интрижка с наемником должна была прикрыть куда более крупную интригу. Но чем было разлучать меня с Гундольфом? Я офицер, а он человек – достойный доверия.