Старик сглотнул накопившуюся слюну.
— Барон из Темных гор, барон — крестьянин, господин пастух…
Когда он шепотом произносил презрительные прозвища, в его глазах блестели слезы. Чтобы не разрыдаться, дворянин прикрыл веки и собрал в кулак всю свою волю.
— Тридцать лет для меня — все равно, что для других ранняя юность, Хи Жанг, — пробормотал он.
Желтолицый человек ничего не ответил. Снова, на какое-то время повисла тишина. Отблески света играли на лысой голове барона и золотистой коже его гостя.
— Как этого всего можно достичь? — не выдержал Себанинус. — Ты уверен, Хи Жанг? Получится ли?
— Безусловно, получится. Хотя такое дело не может обойтись без некоторых издержек…
— Каких? — барон весь напрягся в мучительном ожидании, но кхитаец лишь непринужденно пожал плечами.
— Ну, это будет стоить жизни, — спокойно продолжил чужестранец. — Представь! Всего лишь одна человеческая жизнь за целое королевство Коф! Нет — нет, — тут же поспешил он успокоить старика, — лично тебе не грозит даже минимальная опасность. Однако когда превращение свершится, тебе следует помнить, что необходимо поторапливаться. Поскольку, хотя ты и станешь похож на молодого человека, все же это будет только иллюзия, и властитель Корвека по-прежнему останется самим собой.
— Но ведь этого так мало!
— Не так уж и мало. Твоя внешность станет отражением того, что было когда-то в прошлом. Но хочу тебе напомнить, благородный господин, что для такого как ты, даже иллюзорная молодость должна быть в радость. И стоит дорожить, а не пренебрегать такими вещами.
— После прожитых восьми с лишним десятков лет, мне ли не знать. Но скажи, неужели нельзя взаправду стать молодым?
— Нет, барон, такое осуществить не удастся. Время обмануть нельзя, только людей, но и этого должно хватить.
Барон сверлил взглядом своих выцветших глаз желтокожего человек, силуэт которого виделся ему размытым, словно тот находился за густой пеленой утреннего тумана или за завесой водопада.
— Ну, хорошо. Тогда ответь мне, кхитаец: сколько лет тебе самому?
— Я ожидал от тебя подобного вопроса, — сверкнул крепкими, белоснежными зубами Хи Жанг. — Попробуешь угадать?
— Я… — стушевался дворянин.
— Совсем необязательно прикидываться предо мной, Себанинус, — усмехнулся кхитаец, впервые называя старика по имени. — Я прекрасно знаю, что видишь ты скверно и напрягаешь глаза, чтобы хоть что-то разглядеть!
Барон смутился еще больше, и некоторое время переваривал слова чужеземца. «А другие также осведомлены о моей почти полной слепоте? Скорее всего… Зачем тешить себя глупыми надеждами. Может быть, этот пришелец из далекой страны просто потешается надо мной и рассказывает красивые сказки? Неужели Себанинусу из Корвеки суждено в очередной раз стать объектом для насмешек?» — такие мысли роились в голове у старика. Он отчаянно отгонял сомнения прочь. Ему безумно хотелось верить Хи Жангу, прибывшему из легендарного Кхитая.
— Ты выглядишь… — начал барон неуверенно. — Тебе не дашь больше тридцати пяти лет.
— Моему сыну почти пятьдесят, — сказал гость безразличным тоном. — Я проделал путь в тысячи миль, чтобы добраться сюда. Мои годы никуда не исчезли, они просто не видимы. В моей голове скрыта мудрость прожитых долгих лет.
— И ты все помнишь?
— Я помню.
— И ты пришел из таких отдаленных мест, чтобы предложить мне мо… видимость молодости?
— Да, это так.
— Но почему?
— Когда-нибудь, в будущем, у меня, а может быть и у моего сына, появятся в Хауране кое-какие дела. Но мы не станем требовать ничего сверхестественного. По крайней мере, ничего из того, что ты или твой сын не сможете дать нам по собственной воли. И это произойдет еще не скоро. А теперь вернемся к настоящему времени, — Хи Жанг наклонился вперед. — Пока, в качестве оплаты, я возьму один мешок. Мешок того, что хранится у тебя в сокровищнице в избытке.
— Мешок золота?! — воскликнул барон. — Ты знаешь даже о …
— Да. Богатства рода властителей Корвеки огромны. Но какое значение имеет золото для человека, который медленно угасает — одинокого, лишенного наследника старика?
— Ты находишься в моем доме, кхитаец, и смеешь говорить такие жестокие слова! — вспыхнул Себанинус.
Хи Жанг понял, что у барона сохранилось немного прежних сил и гордости, поэтому склонил голову в глубоком поклоне.