— А ты-то мне на кой сдался?
— Пойдем, пойдем быстрее, — потянул его за руку рыжий. — Я кое-что знаю и могу тебе пригодиться. Но не даром, конечно, — хитро сощурился он.
Но Конан его уже не слышал. Он почти бежал к площади, откуда и правда раздавались какие-то выкрики и где собралась немалая толпа. В конце концов, если указ его и не заинтересует, то уж среди такой уймы народа обязательно найдется пара-тройка толстосумов, которым явно мешают их тугие кошельки.
Рыжий негодяй не солгал. На широкой площади, самой главной в Кордаве, был сооружен высокий помост. Посредине помоста стоял королевский глашатай со свитком в руках и орал так, что Конан даже удивился, почему ничего не слышно в Клоаке.
— …А также всячески поощрить храбреца и даровать ему дворянство.
С этими словами глашатай свернул свиток и сошел с помоста.
— Кром! — зло сплюнул киммериец. — Опоздал. Но он напрасно огорчался. У лесенки, ведущей на помост, стояли несколько мужчин в одеждах королевских глашатаев, и один из них, взяв свиток, поднялся наверх, снова развернул его и начал читать, вопя ничуть не хуже своего предшественника. Варвар обратился в слух.
— Слушайте, жители Кордавы! Слушайте, гости столицы! Слушайте все! Слушайте и внимайте! Внимайте и действуйте! Действуйте, и вас ожидает награда! — Глашатай набрал полную грудь воздуха и продолжил: — Его величество король Зингары опечален горем, постигшим его старейшего советника. Злые люди похитили Сонатру — единственную дочь любимого слуги короля, и укрывают ее в неведомом месте. Тому, кто возьмется освободить девушку, король обещает щедрую награду. Героя ждет тысяча золотых монет. Его Величество намерен приблизить к себе этого человека, а также всячески поощрить храбреца и даровать ему дворянство.
Сменяя друг друга, глашатаи повторяли и повторяли королевский указ. По толпе то и дело пробегал шепоток, и неудивительно: тысяча золотых монет — это целое состояние. Если умело распорядиться ими, можно безбедно прожить до глубокой старости. Но где искать несчастную? Ведь если бы похитители хотели получить выкуп, они давно известили бы об этом безутешного отца. Но от них не было ни слуху ни духу. Скорее всего, Сонатру увезли из страны, чтобы продать ее в гарем какого-нибудь восточного владыки или выставить на невольничьем рынке в Стигии. Девушка была молода и красива, а на такой товар спрос не падает.
— Тысяча монет! — тихонько присвистнул Конан и оглянулся в поисках мальчишки, который позвал его сюда. — Что там говорил этот желтоглазый?
Но рыжего как ветром сдуло. Лишь маленькая облезлая собачонка с красноватой клочкастой шерстью вертелась у ног киммерийца. Он злобно пнул ее носком сапога, шавка взвизгнула, посмотрела на Конана желтыми, похожими на гнойники, глазами и затерялась в толпе. Варвар, злобно выругавшись, начал пробираться к выходу с площади, распихивая попадавшихся по дороге людей. Ему вдруг стало как-то неспокойно, словно где-то рядом находился колдун, которых он терпеть не мог. Он даже на какое-то время забыл о ротозеях с их кошельками, и не попадись ему на пути толстый купец с тяжелым кожаным кошелем, который этот идиот подвесил к поясу на тоненький ремешок, варвар и не вспомнил бы, как сильно нуждается в деньгах. А тут словно сам Бел, покровитель всех воров в мире, подтолкнул киммерийца под руку. Что ж, только болван не пользуется тем, что плохо лежит. Не задерживаясь ни на миг, Конан ловким движением сдернул кошель, даже не задумываясь, что делает, и был таков.
Только выбравшись с площади, он сообразил, что держит что-то в руках. О боги! Какая темная сила заморочила ему голову настолько, что он и не понял, как вдруг разбогател.
Отлично! Теперь можно возвращаться в Клоаку и наказать поганца Треро. Только сначала неплохо съесть чего-нибудь, да и выпить тоже не мешает. Оглядевшись по сторонам, Конан решительно направился к ближайшей таверне, над входом в которую красовалась вывеска «Гордость Кордавы».
«Гордость Кордавы» оказалась самой заурядной таверной. Единственное ее отличие от сотен подобных заведений заключалось в том, что здесь было относительно чисто. Вот повар тут и правда оказался отменным, и киммериец, поглотив половину запасов хозяина таверны, потребовал вина, чтобы прополоскать приятно отяжелевшую утробу.
Не успел он выпить и половины, как возле его стола словно из воздуха возник рыжий мальчишка, так неожиданно исчезнувший с площади. Потирая бок, как будто кто-то уже успел поддать ему как следует, парень уселся напротив Конана и подобострастно улыбнулся:
— Не угостишь меня хотя бы кусочком хлеба?
— С какой это стати я должен кормить кого попало? — удивленно поднял брови киммериец.
— Я не кто попало, — искренне обиделся мальчишка. — Это я рассказал тебе о королевском указе. Тебе что, не нужна тысяча монет? Ты так богат?
— Насколько я помню, — усмехнулся варвар, — на площади не раздавали денег.
— Зато предлагали их заработать.
— Ага… Будь ты поумнее, понял бы, что эту девку давно увезли из Зингары. Какой идиот станет прятать ее у себя, не требуя выкупа?
— Еще как станет, — нисколько не обиделся рыжий.
— Ты что-нибудь об этом знаешь? — насторожился Конан, врожденное чутье которого подсказывало: мальчишка не врет.
— Знаю. Видел.
— Ну… — Киммериец привстал со скамьи и потянулся к многострадальному воротнику паренька.
— Не торопись, — нахально остановил его рыжий. — Я жрать хочу. Какие разговоры на пустой желудок?
— Хозяин! — рявкнул Конан. — Принеси чего-нибудь для этого щенка!
Когда парень насытился, он, поковырявшись в зубах и довольно рыгнув, наклонился через стол к варвару и горячо зашептал:
— Я видел, как ее увозили из города. И проследил. Знаю, где ее прячут. Могу показать.
— Погоди, — недоверчиво посмотрел на него Конан. — А чего это ты вдруг выдаешь мне сведения, которые стоят тысячу монет?
— Так ведь не даром же, — хмыкнул рыжий. — Сам посуди, разве я могу вернуть эту девку домой? А тебе это по плечу. Ты вон какой здоровый. Я покажу, где ее прячут, а ты дашь мне сто монет. Дашь ведь?
Конан задумался. Конечно, тысяча золотых монет лучше, чем девятьсот, но, с другой стороны, если рыжий не врет, его помощь окажется неоценимой. А он, судя по всему, не врет. Да и смысла нет ему врать. Пожалуй, это дело верное. Ведь девятьсот-то монет гораздо лучше, чем ни одной.
— Ладно, — согласился наконец варвар. — Веди. Но если ты обманул меня…
— А зачем? — равнодушно пожал плечами мальчишка.
— Тогда пошли, — сказал Конан и направился к выходу из таверны.
Рыжий посеменил за ним.
Миновало уже несколько дней с тех пор, как Конан покинул Кордаву. Его спутник, до неприличия рыжий мальчишка, который назвался Аркадом, оказался не только забавным и общительным, но и весьма полезным. Он безошибочно находил нужные тропы, отыскивал прекрасные, словно специально созданные места для отдыха, умел разводить костры, добывая огонь будто из воздуха, приманивал дичь, виртуозно подражал крикам зверей и птиц. Когда же сытый, довольный и расслабленный Конан растягивался на теплой земле, пока его еще не сморил сон, паренек рассказывал всевозможные байки, показывал забавные фокусы, пел.
Рассказчиком он оказался бесподобным. Слушая его и глядя на веселую некрасивую физиономию, киммериец время от времени ловил себя на том, что видит прямо перед собой тех, о ком говорил Аркад. Мимика мальчика была столь богатой, а жесты выразительными, голос непостижимым образом менялся, становясь то низким басом, то звонким дискантом, то вдруг переходил в сдавленный хрип, то звучал как нежный голосок прелестной девушки, что однажды Конан поинтересовался:
— Слушай, парень, а почему бы тебе не податься в лицедеи? Ты мог бы играть перед самим королем. Зачем тебе эта бродячая жизнь?
— А тебе? — хитро сощурился Аркад.
— Ну… — Варвар даже слегка растерялся. — Я такой. Бродяга. Игрок. Воин. Вор.
— И я бродяга, — усмехнулся рыжий и замолк, явно не желая продолжать разговор.