Томительная сладость, тепло, нежность…
Вот так просто – как будто пелена с глаз пала, и ты оказалась наедине с истинными чувствами.
Ты просидела бы так вечность, если бы Сашка хорошенько не тряхнул тебя:
- Уже не знаю, что и думать… Юля!
- Да? – оказалось, очень трудно сфокусировать взгляд на нем.
- Пойдем… Здесь полно папарацци, а ты сидишь на полу… Что с тобой? Ты курила что-то или принимала таблетки?
Бережно поддерживая за талию, Саша приподнял тебя, помог сделать несколько шагов.
- Нет, - тихо ответила, понемногу возвращаясь в реальность. Ромка стоял позади и кутался в длинный шарф. Тоже полосатый.
- Тогда почему?
В этом коротком и емком слове – «почему» - было столько вопросов, столько интонаций… Боль, удивление, усталость, капелька равнодушия…
Ты улыбнулась, пожала плечами.
Какая разница – почему?
Главное, Ромка шел следом, что-то озабоченно шептал, покачивал головой и время от времени кидал на тебя неодобрительные взгляды.
Ей-богу, чувствовала себя преступницей.
В номере оказалось неожиданно и приятно тепло, уютно. В углу стоял столик с завтраком, а у стены ждала разобранная постель. Мягкая перина так и манила прилечь.
- Тебе нужно отдохнуть, - Саша остановился, развернул тебя лицом к себе: убрал упавшие на лицо прядки волос, улыбнулся. Чуть наклонился, видимо, желая поцеловать, но ты отклонилась в сторону.
И успела заметить, как скривился Воробьев-младший.
- Мне пора идти.
- Что? Куда?!.. Юля, ты с ума сошла?
Барабанщик крепко держал за руку, не давая пройти.
- Куда тебе понадобилось уходить?
Долго-долго смотрела на его руку – сильную, смуглую, покрытую темными волосами, всю в царапинах, ссадинах от ногтей – руку уверенного в себе мужчины.
- Домой, - ответила ты.
В номере воцарилась звенящая тишина. Только было слышно, как ветер задувает в окна, да громко колотится сердце.
Без слов Саша отпустил тебя – просто отошел в сторону, к брату. А ты в который раз удивилась их полной гармоничности как внутри, так и снаружи.
Ромка сжал Сашкину ладонь, с тревогой и мольбой взглянул в его глаза.
Ответом снова была тишина.
А ты просто пошла к дверям. И лишь на пороге обернулась, чтобы запомнить, как Сашка ласково гладит ладошку младшего брата.
…
А дальше началось сражение со словом НИКОГДА.
Никогда не жалеть.
Никогда не вспоминать.
Не думать.
Разумеется, быстро уйти не удалось: пока вещи собирала, пока меняла билет, пока передавала дела Кристине… Кстати, эта девушка, по-видимому, единственная, кто расстроился. Ну вот, а ты всегда ее недолюбливала и чуточку ревновала.
Если была бы возможность, ты уехала бы сразу.
Даже если бы пришлось ждать в аэропорту… На улице… Под дождем…
Да какая разница? Где угодно, уж лучше там, в дружеском холоде, чем во враждебном тепле.
Ромка нацепил на лицо маску отчужденности: странно, но ему она шла лучше, чем наигранная грусть. Он просто пожал плечами и пожелал тебе счастливого пути.
Что ты для него? Очередная галочка напротив фамилии в списке.
А что ты для Саши?
У вас с ним не случилось никаких объяснений: так ведь бывает только в дешевых мелодрамах, где герои расстаются столь часто. Какой смысл теперь-то играть в эти игры?
Ну да, сначала была заинтересованность, влечение. Что-то он в тебе увидел, разглядел, раз предложил остаться рядом. Он не раз повторял, что твои глаза похожи на Ромкины, только вот отражается в них куда больше непосредственности и нежности.
А раз теперь есть оригинал – зачем держать при себе жалкую копию?..
Он даже не снял очки, прощаясь. И это больно укололо.
- Наверное, ты права – так будет лучше сейчас для нас… Хотя…
- Нет.
Больше играть с собой ты не позволишь. Ни ему, ни его брату, который стоял рядом, молча прожигая тебя взглядом невыносимо-голубых глаз.
И у тебя его глаза? Его?!
Смешно…
Они уже отгородились от тебя вечной стеной «поклонник-кумир».
- Юль…
- Пока. Счастливо вам.
…
Ну а что было дальше?
Дальше – самолет, давление, суета московских улиц. Задержаться? Может, остаться?
Предательская дрожь и непрошенные воспоминания.
И минутная слабость, когда хотелось остановиться, сползти по стене вниз, не думая ни о чем, выплакать все слезы.
И где-то глубоко в подсознании была мысль, что так, как было, уже не будет никогда. Не будет этих беспокойных дней, проведенных в суете, не будет адреналина предвкушения, восторга после концертов, минут единения. Теперь все это позади. И ты сама от этого отказалась.