В июле 1893 года Кондратенко с группой офицеров штаба направили на осмотр Днепро-Бугского канала. Командировка была незапланированной, но потребовался офицер, хорошо разбирающийся в инженерном деле. Кондратенко только прибыл с прусской границы, однако поехал не раздумывая. Предстояло внимательно обследовать сооружение и оценить его с оборонной точки зрения, а в заключение подготовить доклад для созданной по этому поводу комиссии.
В эту поездку Роман Исидорович впервые познакомился с Киевом. На Крещатике столкнулся с городской новинкой: навстречу двигался вагон конки, но… без коней, вполне самостоятельно. Да, это был первый электрический трамвай. Скоро попался еще один. Вдоль всего проспекта тянулся длинный ряд электрических фонарей.
В Киев, как и во всю Россию, вместе с электричеством бурно врывался иностранный капитал, торопясь создать себе броскую рекламу. Но тут же, на Крещатике, по канавам текла зловонная грязь, с непривычки доводящая прохожих до тошноты. Неудивительно, что второй год подряд город становился источником холерной эпидемии.
Годом раньше Роман Исидорович был в Киеве с женой проездом, но тогда они просто не успели хорошо рассмотреть город, его достопримечательности. Сейчас, побывав в знаменитом Софийском соборе, Кондратенко с удовлетворением писал в Бобруйск:
«…Около шести часов вечера я поехал в Софийский собор, где осмотрел части его, которые мы с тобой не успели видеть: притвор, где хранится гробница Ярослава Мудрого, мощи митрополита киевского Макария, замученного татарами, верхние приделы, лестницы, стены, покрытые живописью, изображающей сцены из великокняжеской жизни (охота на медведей, волков, вид терема с княгиней и ее приближенными).
Как-то странно видеть подобные изображения на стенах храма, но это объясняется тем, что постройки эти составляли часть великокняжеского дворца…»
Едва вернувшись из Киева, Кондратенко получает предписание явиться в Ковно для участия в ночных маневрах в качестве посредника. Здесь Роман Исидорович впервые увидел действие прожекторных команд. Во время ночной атаки цепи атакующих осветили прожектором. Картина производила впечатление, но выглядела несколько театрально. На разборе за общими хвалебными речами в адрес прожекторов только один Кондратенко указал на ошибки в их применении, обратив внимание на то, что прожектор для большей живучести должен светить короткое время и освещать не противника, а ориентиры, по которым надо бить.
Маневры под Ковно проходили 20 августа, а через четыре дня он участвовал в маневрах у крепости Осовец. Здесь Кондратенко пришлось командовать атакующей стороной, точнее — отрядом, штурмовавшим крепость. Бой был короткий и продолжался всего час. В шесть часов вечера Осовец капитулировал. Тут же началось обсуждение штурма всем начальствующим составом. Оно оказалось бурным и затянулось до полуночи. Комендант горячился, доказывая, что если бы не было вводной, запрещающей использовать все средства обороны, то крепость ни за что бы не пала. Кондратенко резонно возражал, что и он не использовал все средства, вел бой без предварительной подготовки, наскоком.
На следующий день осматривали крепость, мощное фортификационное сооружение. Роман Исидорович взмок и измазался, но осмотрел все: валы, наполненные водой рвы, казематы, машины для дробления камней, землечерпалку, приборы, определяющие направление ветра. Внимательно осмотрел воздухоплавательное отделение, командиру которого заявил, что готов хоть сейчас взлететь на воздушном шаре.
К началу сентября Кондратенко вернулся в Вильно, так как на две недели уезжал его непосредственный начальник генерал Плеве. Ко всему прочему, с 1 сентября Роман Исидорович начинал читать курс в местном пехотном училище. Сразу набежало много канцелярской работы, переписки, которая утомляла его больше любых учений. Роман Исидорович воспользовался этим временем, чтобы закончить свои наброски к проекту мобилизационных работ, которые сделал еще пять лет назад в Минске.
В конце года Кондратенко был командирован по службе в Петербург и, воспользовавшись случаем, представил свой проект по мобилизационным работам: докладывал генералу Обручеву, затем Гюббенту и только тогда добился, чтобы проект рассмотрели на заседании Главного штаба. На обсуждении были многие вйленские офицеры. Они первыми поздравили Кондратенко с успешным докладом.
Перед отъездом домой полковник Кондратенко принял участие в праздновании Академией Генерального штаба тридцатипятилетнего юбилея преподавательской деятельности генерала Г. А. Леера. Возвратившись с торжеств, он получил письмо. Жена писала, что в Петербурге его брат Николай, недавно вернувшийся из-за границы и только что сообщивший об этом в Вильно. Роман не видел брата несколько лет. Знал, что тот по долгу службы часто бывает за границей, был женат, овдовел. Жену похоронил в Тифлисе, на том же кладбище, где брат Елисей похоронил Юлию Васильевну и где покоились некоторые другие родственники.
Братья встретились радушно. Вспоминали родных, прошлое. Николай, служивший в Главном штабе, был очень доволен, что младший брат уже догнал его чином.
Поездка в Петербург оказалась не последней для Романа Исидоровича. Утвержденный проект мобилизационных работ в жизнь проводился с большим трудом. Хотя Кондратенко не раз сталкивался с бюрократическим русским чиновничьим аппаратом, но и предвидеть не мог, насколько затянется дело. Ездил в Петербург не раз, доказывал на бесчисленных комиссиях. Прямого отказа не было, но он чувствовал, что и это его усилие во службу отечеству бесславно пропадает. В итоге так ничего и не получилось. Несколько отвлекла его от этого гиблого дела командировка с офицерами Генерального штаба в город Сувалаки для штабной игры. Потом были командировки в небольшие польские местечки: Кильвария, Симна, Олита. Всюду нищета, невежество, не приносящий радости труд.
Зима вновь прошла в поездках в Петербург с докладами по работе окружной комиссии. Кондратенко упорно пытался выяснить судьбу своего проекта, но в Главном штабе все о нем забыли или делали вид, что забыли. Чтобы оградить себя от настойчивого приезжего полковника, постоянно говорили, что скоро состоится назначение Кондратенко начальником штаба одной из дивизий Уральской области. Говорили так авторитетно, что к концу зимы убедили и Романа Исидоровича.
Слухи эти дошли скоро до Вильно. Однако начальник окружного штаба откровенно заявил, чтобы Роман Исидорович не очень доверял слухам, и предложил тому заняться работой и возглавить комиссию по прокладке нового шоссе.
Кондратенко до самых заморозков работал с комиссией. Задание закончил раньше срока и, как всегда, сэкономил на изысканиях некоторую сумму. В Виленском округе уже давно привыкли к его бережливости государственных денег.
Перед отъездом с докладом в Петербург Роман Исидорович зашел к своему начальнику, генералу Бунакову посоветоваться.
Говорили о структуре Уральского казачьего войска, о должности начальника штаба Уральской области, которую предложили занять Роману Исидоровичу. Кондратенко согласился, хотя и жалел, что придется расставаться со старой службой. Бунаков поддержал его. Кондратенко поехал в Петербург с желанием дать согласие на новое назначение. Каково же было удивление Надежды Дмитриевны, когда через неделю она получила неожиданное письмо:
«Зашел в Главный штаб, где узнал, что оттуда послана телеграмма: согласен ли я принять 20-й стрелковый полк. Поэтому я поспешил телеграфировать в Вильну', чтобы из окружного штаба телеграфировали о моем назначении, согласии на эту должность. В среду состоится доклад военному министру, и если он согласится, несмотря на мое недавнее назначение, то, следовательно, на будущей неделе состоится приказ обо мне. Вместо меня на всякий случай подыскивают уже нового начальника штаба Уральской области.
Шью новую форму и не знаю, какую: офицера Генерального штаба или командира стрелкового полка…»
Военный министр не возражал. Полковник Кондратенко, назначенный командиром 20-го стрелкового полка, мог смело шить армейский мундир.
Приказ Роман Исидорович получил уже в Вильно. После скромного прощального ужина с офицерами штаба он отбыл в Сувалаки, где размещался полк. Семью пришлось пока оставить на месте. Роман Исидорович предполагал, что через месяц, приняв полк и устроив все дела, он сумеет испросить отпуск, чтобы привезти семью.