В 6 часов вечера, когда японцы, подтянув полевые орудия, сбили последний русский пулемет, они впервые ворвались на редут. Врага встретили всего 30 оставшихся в живых стрелков. Под командой унтер-офицера Трофима Бирюкова смельчаки пошли в штыки и сбросили врага в ров. Но силы были слишком неравны. К 8 часам вечера японцы заняли передний фас редута и поставили там пулемет. Бутусов, используя все резервы и остатки гарнизона, контратаковал до шести раз за вечер, но безуспешно. В полночь, когда в руках защитников оставался лишь кусочек заднего фаса, начальник участка обратился к Кондратенко с просьбой оставить редут. Положение было действительно критическим. Укрепление превратилось в ГРУДУ дымящейся земли и перестало соответствовать своему названию. В ротах оставалось по 5–6 человек в строю. Роман Исидорович ответил: «Если есть какая-нибудь возможность держаться с надеждой на успех, то предоставляется вашему усмотрению оставаться на занимаемой теперь позиции».
Надежды на успех, однако, не было. В 3 часа 47 минут Кондратенко отдал приказ оставить Водопроводный редут. Бутусов с остатками рот отошел. Это предрешило и судьбу Кумирненского редута, который был занят японцами к утру 7 сентября. С большим трудом решился Роман Исидорович на отход. Но к этому времени вся тяжесть борьбы сместилась на другой участок фронта.
Еще утром, направляясь на северный участок, он с тревогой прислушивался к тому, что происходит на западе. Высокая по-прежнему волновала его больше всего. Всякий раз, как только японцы начинали активные боевые действия, он про себя молил бога, чтобы на сей раз наступление произошло на другом участке. Важность горы во всей системе обороны крепости и недостаточная ее укрепленность вызывали у Романа Исидоровича безотчетное чувство вины. Он не переставал корить себя, что мало сделал, что не сумел в свое время убедить командование в первостепенной значимости этого опорного пункта.
Когда в середине дня начался интенсивный обстрел Высокой и Длинной гор, Кондратенко понял; настал черед и этих укреплений. Оставив для связи на форту Науменко, Роман Исидорович спешно отправился на форт № 4, поближе к командному пункту начальника участка обороны полковника Ирмана. Он успел добраться до нового места, получить и обработать несколько донесений, а артиллерийский обстрел все не кончался. Канонада длилась более трех часов. Но японские артиллеристы стреляли плохо: на Высокой разрушили только три блиндажа да подбили одно орудие и пулемет. В шестом часу вечера до полка пехоты атаковало позиции на Длинной горе, но ее остановили. Атаки продолжались весь вечер. На отдельных участках они перерастали в рукопашные схватки. Успеха японцы так и не добились. Кондратенко направил на Длинную приказ держаться до последнего, и защитники выполнили его с честью. Ночью атаки прекратились, но ружейно-пулеметная стрельба продолжалась до утра. Ночью японцы пытались отдельными группами просочиться сквозь нашу оборону, но сторожевое охранение было начеку и вовремя успевало забрасывать изготовившегося к броску противника бомбочками. Вот когда впервые оценили артурцы это замечательное изобретение. С утра опять начались непрерывные атаки, перемежающиеся массированными артиллерийскими налетами. В ротах, оборонявших гору, в живых осталось по 10–12 человек. В середине дня Кондратенко, получив тревожнее донесение от Ирмана, приказал 5-й роте Квантунского экипажа выдвинуться на южную окраину Длинной горы для прикрытия отходящих с позиции войск. Судьба укреплений на Длинной была решена.
На главном направлении у Высокой горы события разворачивались несколько иначе. К началу штурма укрепления на Высокой представляли из себя две линии стрелковых траншей с проволочными заграждениями, которые опоясывали вершину, где располагались две батареи. Атаку Высокой японцы начали через полчаса после Длинной, примерно такими же силами и, несмотря на большие потери, приближались к проволочным заграждениям.
С наступлением темноты атаки прекратились. Противник отошел на исходные рубежи. В том, что на этом дело не кончится, были уверены все, от солдата до генерала. Ночью на нейтральной полосе было замечено движение. Посланные на разведку охотники, притащили в штаб Ирмана полузадушенного японского унтера. Тот, не запираясь ни секунды, доложил, что командовал группой солдат, оставленных для проделывания проходов в проволочных заграждениях. В 5 часов утра, едва забрезжил рассвет, бой возобновился с прежней силой. Обе стороны не раз сходились в рукопашной схватке. В дело пошло все: штыки, тесаки, приклады, лопатки, а то и просто камни. Нередко противников разделяли только горы трупов, через которые они перебрасывались бомбочками. К 9 часам атаки захлебнулись. В дело вступила осадная артиллерия, непрерывно наращивая силу огня. Б середине дня затих бой на северном фронте, замолчала и Длинная. Только на Высокой свирепствовал все истребляющий огонь. Гора дышала и клокотала, как вулкан.
В этот момент Кондратенко приказывает начальнику обороны восточного участка генералу Надеину, заменившему больного Горбатовского, переправить на левый фланг пять рот из своего резерва. Четыре роты и батальон моряков вызывает он из общего резерва. Роман Исидорович, оголяя некоторые участки фронта, шел на сознательный риск. Еще продолжалась артиллерийская дуэль на восточном фронте, еще стреляли пушки на севере, а Кондратенко сосредоточивал все силы для защиты Высокой. В этот критический для обороны крепости момент он был непримирим. Куда девался ставший уже всем привычный милый и добрый генерал. Наперекор решениям Смирнова, не спрашивая разрешения у Стесселя, Роман Исидорович действовал так, как подсказывала ему совесть, как требовал воинский долг и сложившаяся обстановка. А она все усложнялась. Особое беспокойство у генерала вызывало отсутствие известий от Ирмана или коменданта Высокой капитана Стемпневского. К огню осадных батарей присоединились две японские канонерки, 9-дюймовые снаряды которых сносили целые участки траншей, рвали проволоку, засыпали блиндажи. Трудно было представить, как в таком аду могут выжить люди.
Кондратенко постоянно требовал сведений о перемещении японских резервов. Телефонная связь давно не работала, а пешие связные, конечно, не успевали за динамикой боя. Верхом же под таким огнем двигаться было невозможно. Японцы накапливались у подножия горы в мертвом пространстве. Роман Исидорович, не выдержав, решил ехать на Высокую, но тут пришло донесение от Ирмана. Полковник докладывал: «Высокая сильно бомбардируется с моря и с суши бризантными, лидитными бомбами и шрапнелью… Капитан Стемпневский 1-й доносит, что он еще держится; я ему ответил: «Держитесь до последнего, как приказал комендант». Обещал на случай штурма поддержку. Есть две роты, но их взять нельзя; они обеспечивают линию. Прошу прислать помощь. Положение серьезное. Желал бы посоветоваться с вашим превосходительством и доложить вам лично. Отлучиться не могу, не найдете ли вы возможным сегодня приехать к нам в штаб».