— Ладно, смотрите.
Мария вошла в спальню. Никого. Дверца шкафа была раскрыта, будто нарочно.
— Вот что, Клава, брось, — глядя в смеющиеся глаза Клавдии, сказала Мария. — Оставь парня в покое.
— Да зачем он мне, ваш Гришка? — пожала плечами Клавдия.
Мария едва добежала до своего двора. Свекор, дед Кирилл, еще крепкий, — кряжистый старик, кормил свиней.
— Гришка дома? — крикнула Мария едва коснувшись калитки.
— А где ж ему быть? — отозвался свекор.
Она вошла в комнату сына, Гришка лежал на кровати, притворившись спящим.
Второпях снятая одежда валялась на полу.
— Девок нет! — возмущенно закричала Мария.
Гришка сделал вид, что просыпается.
— Чего… ты?
— Через окно удираешь?! На всю деревню срам.
— Приснилось тебе?
— Ей что? — не унималась Мария. — Ветер в голове. Двое детей. За парнями бегает. Детей постеснялась бы. Крученая.
Гришка понял — дальше притворяться нельзя.
— Мама, ее не трожь и не оскорбляй. Может, это любовь?
Мария аж села на стул.
— Сынок, одумайся! С ума спятил?
— Спятил, — подтвердил Гриша.
— Ни за что!.. Надю вызову, всю родню соберу, а не допущу!
— Мария, за тобой приехали, — крикнул дед.
Поблескивала начищенная медь оркестра. Праздновали открытие нового животноводческого комплекса.
Корреспонденты фотографировали доярок на фоне комплекса с батареей сенажных башен. Здесь и нарядные, оживленные Клавдия Микусева, Алена Липская, Груша, Олечка Дудакова. В центре — Мария. На ней строгий костюм с орденами Ленина и Знак Почета.
К Марии, широко раскинув руки, шел председатель колхоза Берестень с группой районного начальства.
— Траурный митинг по поводу кончины незабвенного прошлого! — шутливо произнес он, увидев грустное лицо Марии.
Мария невольно улыбнулась.
— Наша Мария Кузьминична Добреня будет заведовать молочным цехом комплекса. Вы все ее знаете. Двадцать семь лет отдала она молочной ферме, и всегда высокие показатели, так что заслужила, — гордо сказал Берестень. — Оператор комплекса тоже из бригады доярок — Клавдия Микусева. Ольга Дудакова — будущий зоотехник. Молодые кадры посылаем на учебу.
Мария взглянула в сторону доярок — Клавдия лихо отплясывала под гармошку перед представителями прессы. Доярки смеялись.
Берестень с комиссией двинулись дальше, а Любовь Николаевна Вежиевец, секретарь райкома партии, осталась с Марией.
— Ты о чем задумалась, Маша? — Любовь Николаевна обняла ее.
— На тебя смотрю, про тебя и вспомнилось.
— Почаще б в гости наезжала, вспоминать не пришлось бы.
— Что отшумело, вспоминается не спросясь. Уходим с фермы, а только вчера строили ее, сами, сердцем своим… Помнишь? Недавно, кажется.
— Нам с тобой тогда и по восемнадцати не было. Построили — и свадьбу твою отгуляли, — улыбаясь, вспоминала Любовь Николаевна.
— Отгуляли… — Мария покачала головой.
— Да нет, не отгуляли, видно, — Вежневец с тревогой посмотрела на Марию. — Мужа твоего подвозила из города. Иван к тебе вернулся, Маша…
Мария стояла, оглушенная ее словами.
— Иди домой…
— Божечки!.. — ахнула Мария.
Иван Добреня с отцом сидели за столом. Перед ними — бутылка неполная, соленые огурцы в миске, головки лука.
— Еще по одной, — предложил отец.
— Для храбрости, что ли? — усмехнулся Иван.
— А ты зубы не скаль. — осадил дед Кирилл. — Мириться — не ругаться, терпение надобно.
Они чокнулись, но так и не выпили. В дом вошла Мария. Старик суетливо вскочил.
— А мы это… того… — сказал он и умолк.
Иван как-то сразу оробел, увидел ордена, даже встал.
Она скользнула взглядом по его лицу, посмотрела на тощий чемоданишко в клетку. Молчание было долгим.
Свекор не утерпел.
— Образумился вот… — сказал он.
Мария молча перевела взгляд на стол.
— Будто закусить нечем было, — тихо сказала она.
— Да мы на скорую руку, — обрадовался свекор.
Иван бросился к чемодану. Достал из него цветастую косынку, расправил ее, но накинуть на плечи Марии не решился — повесил на спинку стула. Достал одеколон «Красный мак», сунул ей в руки. Она поставила флакон на подоконник. Пошла переодеваться.
Втроем они сидели за столом, покрытым свежей скатертью, ели всякие разносолы, дымилась вареная картошка.
Иван захмелел. Почувствовал себя уверенно. Толковал о том, о сем. Мария хмурилась, в разговор не вступала.
— Так, говоришь, Надя — кандидат наук? — сказал Иван с удовольствием. — Молодец дочка! Она сызмальства к наукам расположение имела.