— Чего шумишь? — появился в хате Петро, положил на лавку молоток с гвоздями.— Не на карачках, как видишь. А с утра лежал, бок ноет, как бы снова в больницу не залезть.
— На крышу как петух забрался, мог бы и к нам прийти. Не заставляй просить тебе замену.
— Ума хватит,— распрямился ссутулившийся связной.
— Давай, живо передай Зубру по срочной важную весть. На словах передай: «Из управления безпеки разом ушли по домам двенадцать оперативников, в том числе Стройный. Предполагаю надо ожидать где-то облаву. Артистка».
— Сейчас идти? — спросил Петро.
— Ты все запомнил?
— Ага.
— Повтори!
Сорока повторил коряво, но смысл передал верно.
— Где же ты успела раздобыть такие сведения? — спросил, прищурив глаза, связной.— Тебе же запретили всякие встречи. Я доложу кому надо.
— А ну немедленно неси весть! — вспыхнула Артистка, не имея ни права, ни желания рассказать о том, что былые ее связи действуют надежно, информация поступает через тайник и даже во время встреч на улице.
Возвращаясь через площадь в управление, Киричук заметил неподалеку два запыленных синеватых автобуса и возле них собравшихся с чемоданами и котомками девчат. Парень по бумажке выкрикивал фамилии, называл район области и указывал на автобус, в который следовало садиться.
Василий Васильевич заметил среди присутствующих инструктора Торчинского райкома партии Беловусько. Тот узнал подполковника, вышел навстречу.
— Что у вас тут за хоровод, Федор Ильич? — поинтересовался Киричук.
— В педучилище на распределение приезжал. Я теперь кадрами интеллигенции в районе занимаюсь — духовная работа нынче на селе тоже хлеб насущный. И как вы запомнили мое имя-отчество? Всего-то раз виделись.
— Очень даже просто. У вас левая рука зажила? — не забыл о ранении Киричук.
— Давно уж.
— Ну а имя — ничего удивительного, в молодости, у меня друг-чекист был Федор Ильич, которого на самом деле звали Фарук Исмаилович, в Средней Азии мы работали.
— А я ваше не запомнил, извините.
— Василий Васильевич. Так как там поживает в Баеве председатель колхоза Бубла?
— Здравствует Захар Иванович. У него «ястребки» с песней по селу ходят. Колхоз крепко сколотил. На днях пару комбайнов получил. Вот туда в школу двух учительниц повезу.
— Приятно слышать. Очень важный участок, Федор Ильич, вам поручен. Я бы сказал, наиважнейший в этих краях на сегодня. Кадры учителей — это наши маяки, не Случайно против них особенно злобствуют бандиты.
Киричук направился к стоявшей неподалеку учительнице из села Сосница Полине Алоевой, с которой познакомился лишь вчера, возвращаясь с майором Тарасовым из села Мервы соседнего Берестечковского района после рсмотра южного крыла завтрашней облавы. Говорливая молодая женщина поразила бывалого чекиста удивительной смелостью.
Уже не раз бандиты письменно, а недавно и устно предупреждали учительницу, требуя исчезнуть из села, пока не поздно. Но она не только не оставила школу, где работала и жила, но еще и взяла под свое начало клуб, организовала самодеятельность. Женщина понять не могла, почему лютуют бандиты против самодеятельности. Этот вопрос она и задала тогда приехавшему в Сосницу подполковнику Киричуку.
— Все очень просто: где свет горит, оживление, да еще и песни, там жизнь, к ней тянутся люди. А бандитов больше устраивает темнота в селах, когда люди разобщены, сидят за семью замками. Так на них легче влиять. Человек взаперти послушнее. А ты не даешь им быть покладистыми.
— Не даю, Василий Васильевич. Народ здесь трудолюбивый, понятливый. Он должен бодрость, улыбку видеть на наших лицах постоянно, а не боязнь. Иначе зачем мы здесь.
Василию Васильевичу понравилась такая решительность учительницы. Но все же предостеречь ее он счел своим долгом.
Алоева встретила Василия Васильевича как давнего знакомого.
— Вырвалась на денек. А вас я вспоминала.
— Вы-то не за назначением тут?
— За ним самым. Я же пока одна в школе в Соснице. Вот решила приехать сама за молодым педагогом,— кивнула она на полненькую румянощекую дивчину.— Теперь полегче и повеселей будет. К сентябрю еще двоих обещали прислать. Так что работа закипит.
— У вас прямо-таки в крови наступательный пыл.
— А мы, педагоги, не имеем права на постный вид. Ребятишек воспитывает доброе сердце, улыбка, оптимизм — основа человеческой уверенности.— У нее озорно сверкнули глаза, и она громко, чтобы слышали собравшиеся, выкрикнула: — Унылость не для нас! Унылость — враг! Теперь уже Киричук взял Полину за локоть и тихо, только для нее, сказал: