То, что он отказался выполнить под чьим-либо нажимом, он, возможно, попытается сделать по собственной воле.
4
Еще несколько дней назад Стормгрен просто не поверил бы, что способен всерьез обдумывать такое. Вероятно, мысли его приняли новый оборот главным образом из-за нелепой мелодрамы с похищением, — теперь оно казалось чуть ли не плохоньким телевизионным спектаклем. Впервые за всю свою жизнь Стормгрен подвергся прямому насилию, это было слишком непохоже на словесные битвы в залах заседаний. Должно быть, жажда действия, точно вирус, проникла в кровь… или он попросту слишком быстро впадает в детство?
Им двигало еще и жгучее любопытство, да и за шутку, что с ним разыграли, он не прочь был отплатить. Ведь теперь уже совершенно ясно: Кареллен воспользовался им как приманкой, пускай с наилучшими намерениями, — все равно Стормгрен не склонен был так легко это простить.
Пьер Дюваль ничуть не удивился, когда Стормгрен, не предупредив заранее, явился к нему в кабинет. Они старые друзья, и генеральный секретарь ООН нередко навещает главу Бюро научных исследований. Уж конечно, Кареллену и этот визит не покажется странным, если ему или кому-то из его подчиненных случится как раз сюда обратить недремлющее око своих приборов.
Сначала потолковали о делах и обменялись политическими сплетнями; потом, не слишком уверенно, Стормгрен заговорил о том, ради чего пришел. Старый француз слушал, откинувшись в кресле, и с каждой минутой брови его всползали все выше, так что под конец чуть не смешались с прядью волос, падающей на лоб. Раза два он, казалось, хотел было что-то сказать, но сдержался.
Когда Стормгрен умолк, ученый тревожно огляделся.
— А вы не думаете, что он нас слушает?
— Едва ли это возможно. У него есть, как он выражается, следопыт для моей охраны. Но это устройство под землей не действует, потому я и пришел сюда, в ваше подземелье. Предполагается, что это — убежище от всех видов радиации, так? Кареллен не кудесник. Он знает, где я сейчас, но не более того.
— Надеюсь, вы правы. И еще одно — если он узнает, что вы хотите проделать, разве это не опасно? А он наверняка узнает.
— Я рискну. Притом мы с ним неплохо понимаем дру друга.
Несколько минут физик, поигрывая карандашом, молча смотрел в одну точку.
— Задачка не из легких, мне это по душе, — сказал он просто. Потом из какого-то ящика извлек огромный блокнот. Стормгрен таких громадин и не видывал. — Вот так, — он принялся стремительно, одержимо чиркать по бумаге, покрывая ее какими-то стенографическими значками, видимо, собственного изобретения. — Мне надо знать все в точности. Расскажите все, что знаете, про комнату, где вы с ним разговариваете. Не упускайте ни единой мелочи, даже если это, по-вашему, пустяк.
— Тут почти нечего описывать. Стены металлические, комната около восьми квадратных метров, высота метра четыре. Телеэкран размером примерно метр на метр, как раз под ним стол — дайте-ка, я вам нарисую.
Стормгрен набросал чертеж хорошо знакомой комнаты, подвинул через стол Дювалю. И чуть вздрогнул, вспомнив, как совсем недавно проделал то же самое. Что-то сталось со слепым уэльсцем и его союзниками? Как отнеслись они к его внезапному исчезновению?
Француз, наморщив лоб, изучал чертеж.
— И это все, что вы можете мне сказать?
— Да.
Дюваль сердито фыркнул.
— А освещение? Вы что же, сидите в полной темноте? А какая там вентиляция, отопление…
Стормгрен улыбнулся: Дюваль верен себе, чуть что — и вспылит.
— Весь потолок светящийся, а воздух, насколько я понимаю, идет из той же решетки, что и звук. Куда он уходит, не знаю, может быть, временами направление тяги меняется, но я этого не замечал. Батарей нет, никаких признаков отопления, но в комнате всегда нормальная температура.
— Иными словами, очевидно, замерзают только водяные пары, но не углекислый газ.
Стормгрен счел долгом улыбнуться старой общеизвестной шуточке.
— По-моему, я вам все сказал. Что до машинки, которая переносит меня на корабль Кареллена, она не примечательней кабины лифта. Только и разницы, что есть диван и стол.
Несколько минут оба молчали, физик старательно разрисовывал свой блокнот крохотными закорючками. Стормгрен следил за его карандашом и спрашивал себя, почему этот человек — блестящий ум, до которого ему, Стормгрену, очень и очень далеко, — так и не стал подлинно выдающейся величиной в научном мире. Вспомнились злые и едва ли справедливые слова одного приятеля из американского Государственного департамента: “Французы поставляют лучших в мире работников второго сорта”. Дюваль — один из примеров того, что в словах этих есть доля правды.
Физик удовлетворенно покивал сам себе, наклонился к Стормгрену, нацелился в него карандашом.
— Рикки, а почему вы думаете, что этот Карелле-нов телевизор, как вы его называете, и вправду телевизор, а не одна видимость?
— Никогда в этом не сомневался, экран выглядит точно так же. А что еще это может быть?
— Вы говорите, выглядит? То есть это он с виду такой же, как у наших телевизоров?
— Ну конечно.
— Вот это мне и подозрительно. Уж наверно Сверхправители не пользуются такой грубой техникой, у них, скорей всего, картинка образуется прямо в воздухе. Да и чего ради Кареллену прибегать к помощи телевизора? Наилучшее решение всегда просто. Разве не правдоподобнее, что этот ваш телеэкран — всего-навсего поляризованное стекло?
Стормгрен так озлился на себя, что минуту — другую не отвечал и только рылся в памяти. С самого начала он ни разу не усомнился в словах Кареллена — но, если вспомнить, разве Попечитель когда-либо говорил, будто пользуется телевизором? Стормгрен сам так решил, его с легкостью провели, сыграли на естественном ходе человеческой мысли. Да, так, если, разумеется, догадка Дюваля верна. Однако опять он спешит с выводами, ведь никто пока ничего не доказал.
— Если вы правы, — сказал он, — просто надо разбить стекло…
Дюваль вздохнул.
— Уж эти мне профаны. Вы что же, воображаете, что это стекло можно расколотить без взрывчатки? И даже если бы это удалось, по-вашему, Кареллен непременно дышит таким же воздухом, как мы? А если он благоденствует в хлорной атмосфере? То-то славно обернется дело для вас обоих.
Стормгрен почувствовал себя дураком. Мог бы и сам сообразить.
— Хорошо, ну а вы что предлагаете? — спросил он с досадой.
— Надо подумать. Прежде всего надо выяснить, верна ли моя теория и нельзя ли как-то определить, что там за стекло. Поручу кое-кому из моих этим заняться. Кстати, вы, когда навещаете Сверхправителя, наверно, берете с собой портфель? Не тот, что при вас сейчас?
— Он самый.
— Пожалуй, он достаточно большой. Незачем менять, будет заметно, раз к этому Кареллен привык.
— А что я должен делать? Пронести потайной рентгеновский аппарат?
Физик усмехнулся.
— Пока не знаю, но что-нибудь да придумаем. Недели через две дам вам знать.
Он коротко засмеялся.
— Знаете, о чем мне все это напоминает?
— Еще бы, — мигом отозвался Стормгрен. — Времена нацистской оккупации, когда вы мастерили радиоприемники для подполья.
Дюваль не сумел скрыть разочарования.
— Правда, мне уже случалось об этом упоминать. Но вот что…
— Да?
— Если вы попадетесь, я знать не знал, зачем вам понадобилась такая машинка.
— Да ну! Не вы ли когда-то подняли такой шум насчет того, что ученый в ответе перед обществом за свои изобретения? Право слово, Пьер, мне за вас стыдно!
Стормгрен положил на стол пухлую папку с отстуканными на машинке листами и облегченно вздохнул.
— Наконец-то все улажено. Странно думать, что в этих нескольких сотнях страниц заключено будущее человечества. Всемирное государство! Не надеялся я дожить и увидеть это воочию!
Он сунул бумаги в портфель, — портфель стоял в каких-нибудь десяти сантиметрах от темного экрана, обращенный к нему тыльной стороной. Порою Стормгрен, сам того не замечая, беспокойно проводил пальцами по застежкам портфеля, но потайную кнопку он нажмет только в последнюю секунду, когда разговор закончится. Дюваль головой ручался, что Карел-лен ничего не заметит, но мало ли, вдруг что-нибудь выйдет не так…