Самым сильным ударом явилось то, что испанцы отправили третью Армаду к Плимуту именно тогда, когда весь флот блуждал вокруг Азор.
– Ветер погнал нас к островам, мимо Эль-Ферола, – оправдывался позже Роберт.
Однако правда заключалась именно в этом: испанцы попытались напасть в тот момент, когда защитить Англию было некому. Что спасло англичан? Опять бури и штормы. Как только начались сильные ветра, испанская Армада, умудренная опытом двух предыдущих вояжей, тут же удалилась обратно к своим берегам. Они не понесли больших потерь благодаря мгновенному решению возвращаться. Роберт и Рели с небольшой выручкой, едва позволявшей покрыть расходы, прибыли в то же время в Плимут. Вернулись они с большим трудом, так как ветер их упорно гнал прочь от Англии.
Пока Роберт отсутствовал, лорду Эффингемскому даровали титул графа Нотингемского. Вернувшись, брат обнаружил, сей титул дарован был Говарду королевой за взятие Кадиса. А ведь Роберт считал Кадис полностью своей заслугой. Даровав новый титул, королева возвела Говарда в ранг, который повелевал всем остальным подчиняться его приказам. Всем, включая Роберта.
В октябре, вернувшись в Англию, брат уехал в Уонстед-хаус. Большой дом с красивым парком располагался неподалеку от Гринвического дворца. Когда-то он принадлежал графу Лейстеру и много значил для королевы. Когда граф умер, Елизавета забрала себе небольшой, но красивый замок в счет погашения долгов Дадли. Я уверена, Ее Величество просто не хотела, чтобы в доме, который был ей дорог, проживала моя мать. Впрочем, позднее королева подарила Уонстед-хаус Роберту. Туда-то он и удалился, узнав о всех новых назначениях. Его не коснулось ни одно из них.
Кроме того, брата обвиняли в провале всей кампании. Королева встретила его недружелюбно. Рели никто не сказал дурного слова. Заступничество Сесила сыграло роль, но и захват острова Фаял тоже не остался незамеченным. Защитники Роберта не играли такой роли при дворе, как Сесил или лорд Берли. К тому же все друзья находились с Робертом на кораблях и не могли выступать в его защиту. В то время как сторонники Рели заступались за друга, постоянно находясь при Елизавете.
Раскаивался ли Роберт? Сожалел ли о потерянных времени и деньгах?
– Они тут отсиживаются, а в море нахожусь я! – кричал Роберт, явно выпив несколько лишних бокалов вина. – Их выделяют, награждают. Меня обвиняют во всем! Рели обязан слушать мои приказы, а не самовольничать! – здоровый кулак брата обрушился на изящный столик.
Друзья пытались вразумить Роберта, но бесполезно. Он бушевал, не желая успокаиваться.
– Ты оказался прав, – сказала я Чарльзу, вернувшись из Уонстед-хауса. – Основные ссоры начались в море и не заканчиваются по сей день. Роберт винит Рели в захвате острова. Но будем честны, ведь он сам не справился с порученным ему королевой заданием.
Чарльз согласился со мной. Мы не делились своими мыслями с окружающими: Роберту и без нас хватало критиков. Впрочем, как и друзей, которые собирались у него дома, ругая Сесила, Рели и Говарда. Королева переживала за своего любимчика и отправляла к нему посыльных. Роберт в итоге объявил себя больным. Ее Величество всегда с трепетом относилась к подобным заявлениям фаворитов. В свое время граф Лейстер постоянно ложился в постель, если на него справедливо обрушивался гнев Елизаветы. Она тут же меняла гнев на милость и приезжала лично проведать графа.
Первой навестила брата я – вдруг Роберт в самом деле заболел? Нет, как и в прошлый раз, он разгуливал по дому в халате, а верный Уайт вздыхал и постоянно перекрещивался, взывая к Богу. Мои слова не помогли. Роберт упрямо настаивал на своей правоте и отказывался показываться в расположенном по соседству Гринвиче.
– Пойми, твои враги ликуют, – взывала я к здравому смыслу Роберта. – Ты не общаешься с королевой, значит, с ней общаются они. Елизавета грустит без тебя. Даже Саутгемптон не способен скрасить ее дни спектаклями и представлениями.
– Ничего страшного, – буркнул Роберт, прерывая мою пылкую речь. – Я плохо себя чувствую, Пенелопа. Прости, пойду лягу, – и он вышел из комнаты.
Тяжелые шаги послышались на лестнице, ведущей наверх, в спальню.
Королева старалась не показывать, как ей грустно в отсутствие Роберта. Меня всегда удивляла их взаимная привязанность. Роберту только что исполнился тридцать один год, Елизавете – шестьдесят четыре. Роберт возмужал, Елизавета постарела. Но почему-то между ними я видела некую связь, взаимопонимание во взглядах, которыми они обменивались. Нет, такой любви, какую испытывала королева к Дадли, она не чувствовала. Скорее Роберт был к ней привязан больше. Любое ее резкое слово, несправедливый поступок по отношению к нему вызывал в Роберте обиду и неприятие.