Пожалуй, королеву выдавал взгляд. Умный взгляд мудрых глаз, все понимающий, но далеко не все прощающий. Двор раскололся надвое. Королева, видимо, не хотела открыто отдалять Роберта: слишком многие его не просто любили – обожали. Простые люди на улице часто приветствовали графа Эссекса, как героя. Кадис не забыли. Последние неудачи не испортили впечатления. Тем более внешне Роберт как нельзя лучше подходил на роль победителя сражений. После Кадиса он стал отличаться от остальных придворных, следуя моде только в одежде.
Иногда за спиной королевы Роберт и вовсе позволял себе откровенные оскорбления, касавшиеся ее возраста и внешности.
– Пойми, Роберт, – пыталась я вразумить брата, – рядом с тобой есть люди, которые при первом же удобном случае предадут тебя и доложат королеве о твоих выходках. Да и зачем оскорблять женщину, которая является королевой Англии? Твоей королевой. Она – Тюдор, не забывай. В ней течет кровь Генриха – человека, скорого на расправу.
– Пусть пудрится поменьше! – Роберт расхохотался. – Старая женщина, забывшая про возраст, флиртующая с молодыми мужчинами. Она смешна! Пытается мне указывать что делать. Я сам знаю. И я сумею убедить ее и Тайный Совет, в котором заседают такие же выжившие из ума старики: надо собираться в поход против Филиппа. И прекратить твердить об Ирландии.
– Ты же раньше вроде не замечал ни пудры, ни париков. Намного ли Ее Величество была моложе, когда вы познакомились? Она выглядела не девочкой, какой ее помнил Дадли.
Мне стало обидно за Елизавету. Издалека она и сейчас выглядела молодой: стройная с прямой спиной, в рыжем парике, в котором, естественно, не проглядывался ни единый седой волос. Вблизи, конечно, возраст выдавало лицо. Но я искренне восхищалась выносливостью королевы. Она, как и раньше, способна была весь день ехать на лошади во время охоты или ходить пешком по аллеям парка, утомляя до крайности своих более молодых приближенных, которые плелись за ней вслед. Несмотря на столы, ломившиеся от еды, Ее Величество никогда много не ела.
Во многих домах по моде вставали поздно, к полудню. После сразу сытно обедали, а вечером ужинали. Королева вставала рано, гуляла и в семь утра завтракала. Завтрак для нее часто становился самым плотным приемом пищи. Королевскую привычку мне перенять никак не удавалось. И когда я должна была являться во дворец к завтраку королевы, сильнее пытки нельзя было придумать…
– Пенелопа, люди меняются, – Роберт нахмурился и перестал улыбаться. – Я стал другим. После Кадиса мне сложно оставаться прежним.
– Ах, Кадис! Роберт, тебе надо уже перестать вспоминать так часто о Кадисе. Он – в прошлом. Твои главные победы впереди.
– Не смей так говорить! – глаза брата сверкнули из-под нахмуренных бровей. – Память о Кадисе никогда не умрет в моем сердце!
Наступило жаркое лето. Я старалась бывать в душном Лондоне пореже. Королевский двор расположился в Гринвиче и его окрестностях. В столице вспыхивали болезни. Не прекращающийся голод заставлял людей стекаться в Лондон. И в бедных частях города, где в воздухе вечно стоял ужасающий запах, который источали немытые тела горожан и канавы с отбросами, болели и умирали куда чаще, чем в богатых домах. Трупы не успевали вывозить и хоронить. В Лондоне опять заговорили о чуме. Страшное слово гнало прочь лишь тех, у кого были силы и возможности передвигаться.
Чарльз говорил:
– В Лондоне всегда, даже в самые худшие годы, оставались люди. Я слышал разные истории. Некоторые заколачивали двери и окна, надеясь, что чума в таком случае не залезет внутрь. Так жили месяц и больше, не выходя на улицу, в темном доме. Иногда умирали, а соседи, вернувшись, взламывали двери и обнаруживали разлагающиеся трупы. Другие не сидели в доме, потому что дома у них не было. Они ходили по городу, грабили чужие жилища, пили и ели из запасов, сделанных бросившими дом хозяевами.
У меня мурашки бежали по коже от подобных рассказов. И ночью иногда снились блуждающие по городу люди с сумасшедшим огнем во взгляде и с всклокоченными бородами. Отчего-то они походили внешне на рассерженного Роберта. Я просыпалась с бьющимся сильнее, чем обычно, сердцем и плохими предчувствиями.
В июле разразился скандал. Роберт перестал сдерживаться и повел себя совсем неподобающим образом в присутствии королевы, адмирала Говарда, Сесила и лорда Берли. Обсуждение касалось Ирландии…
Я помню, как отец ездил в Ойстер наводить порядок. Север Ирландии всегда оставался местом, где выступали против Англии. Вешали, убивали, сажали в тюрьмы одних, на их место мгновенно становились другие. За последние годы лучше не стало. О’Нейл, возглавлявший сопротивление, получил от Елизаветы титул графа Тирона. Он не отказался от предложенной чести. Но шпионы докладывали, О’Нейл продолжает переписываться с Филиппом, уговаривая его совместно выступить против Англии. Провалившаяся прошлогодняя попытка высадиться в Ирландии не охладила их пыла.