- Да, - ответила Динни.
- Умница. Не люблю женских пижам. Твой дядя тоже. От них такое ощущение, словно что-то ниже талии тебе мешает. Хочешь избавиться и не можешь. Майкл и Флер остаются обедать.
- Благодарю, тетя Эм, я переночую у вас. Сегодня я не достала и половины того, что нужно Клер.
- Мне не нравится, что Клер выходит замуж раньше тебя, Динни.
- Этого следовало ожидать, тетя.
- Вздор! Клер - блестящая женщина: на таких, как правило, не женятся. Я вышла замуж в двадцать один.
- Вот видите, тетя!..
- Ты смеешься надо мной! Я блеснула все'о один раз. Помнишь слона,
Лоренс? Я хотела, чтобы он сел, а он становился на колени. Слоны мо'ут наклоняться только в одну сторону. И я сказала, что он следует своим наклонностям.
- Тетя Эм! За исключением этого случая вы - самая блестящая женщина, какую я знаю. Все остальные чересчур последовательны.
- Мне так отрадно видеть твой нос, Динни. Я устала от горбатых.
У нас у всех такие - и у твоей тетки Уилмет, и у Хен, и у меня.
- Тетя, милая, у вас совсем незаметный изгиб.
- В детстве я ужасно боялась, что будет хуже. Я прижималась горбинкой к шкафу.
- Я тоже пробовала, только кончиком.
- Однажды, ко'да я этим занималась, твой отец спры'нул со шкафа и прокусил себе губу. Представь себе, он спрятался там, как леопард, и подсматривал за мной.
- Какой ужас!
- Да, Лоренс, о чем ты задумался?
- Я думал о том, что Динни, по всей вероятности, не завтракала.
- Я собиралась проделать это завтра, дядя.
- Вот еще! - возмутилась леди Монт. - Позвони Блору. Ты все равно не пополнеешь, пока не выйдешь замуж.
- Пусть сначала Клер обвенчается, тетя Эм.
- Надо бы у Святого Георгия. Служит Хилери?
- Разумеется!
- Я поплачу.
- А почему, собственно, вы плачете на свадьбах, тетя?
- Невеста будет так похожа на ан'ела, а жених в черном фраке, с усиками даже не почувствует, что она о нем думает. Как это о'орчительно!
- А вдруг он все почувствует? Я уверена, что так было и с Майклом, когда он женился на Флер, и с дядей Эдриеном, когда Диана выходила за него.
- Эдриену пятьдесят три и у не'о борода. Кроме то'о, Эдриен - особая статья.
- Допускаю, что это несколько меняет дело. Но, по-моему, оплакивать следует скорее мужчину. Женщина переживает самую торжественную минуту в своей жизни, а у мужчины наверняка слишком узкий жилет.
- У Лоренса жилет не жал. Твой дядя все'да был худ как щепка. А я была то'да стройной, как ты, Динни.
- Вы, наверно, были изумительны в фате, тетя Эм. Правда, дядя?
Тут она заметила, какое непривычно тоскливое выражение приняли лица обоих ее пожилых собеседников, и торопливо прибавила:
- Где вы встретились впервые?
- На охоте, Динни. Я увязла в болоте. Твоему дяде это не понравилось, он подошел и вытащил меня.
- Идеальное место для знакомства!
- Слишком грязное. Потом мы целый день не раз'оваривали.
- Как же вы сошлись?
- Так уж все сложилось. Я гостила у Кордроев, знакомых Хен, а твой дядя заехал посмотреть щенят. Ты почему меня допрашиваешь?
- Просто хочу знать, как это делалось в ваше время.
- Выясни лучше сама, как это делается в наши дни.
- Дядя Лоренс не хочет, чтобы я избавила его от себя.
- Все мужчины - э'оисты, кроме Майкла и Эдриена.
- Кроме того, я не желаю, чтобы вы из-за меня плакали.
- Блор, коктейль и сандвич для мисс Динни. Она не завтракала. Да, Блор, мистер и миссис Эдриен и мистер и миссис Майкл остаются обедать. И скажите Лауре, Блор, чтобы она отнесла мою ночную рубашку и прочее в синюю комнату для гостей. Мисс Динни ночует у нас. Ах, эта детвора!
И леди Монт, слегка раскачиваясь, выплыла из комнаты в сопровождении своего дворецкого.
- Какая она чудная, дядя!
- Я этого никогда не отрицал, Динни.
- Стоит мне ее повидать, и на душе становится легче. Она когданибудь сердится?
- Иногда собирается, но раньше чем успеет выйти из себя, уже перескакивает на другое.
- Какое спасительное свойство!..
Вечером за обедом Динни все время прислушивалась, не упомянет ли ее дядя о возвращении Уилфрида Дезерта. Он не упомянул.
После обеда она подсела к Флер, восхищаясь - как всегда чуточку недоуменно - своей родственницей, лицо и фигура которой были так прелестны, а глаза проницательны, которая держалась так мило и уверенно, не питала никаких иллюзий на собственный счет и смотрела на Майкла сверху вниз и снизу вверх одновременно.
"Будь у меня муж, - думала Динни, - я была бы с ним не такой. Я смотрела бы ему прямо в глаза, как грешница на грешника".
- Флер, вы помните вашу свадьбу? - спросила она.
- Помню, дорогая. Удручающая церемония.
- Я видела сегодня вашего шафера.
Круглые сверкающие белками глаза Флер расширились.
- Уилфрида? Неужели вы его помните?
- Мне было тогда шестнадцать, и он привел в трепет мои юные нервы.
- Это, конечно, главная обязанность шафера. Ну, как он выглядит?
- Очень смуглый и очень беспокойный.
Флер расхохоталась.
- Он всегда был такой.
Динни взглянула на нее и решила не терять времени.
- Да, дядя Лоренс рассказывал мне, что он пытался внести беспокойство и в вашу жизнь.
- Я даже не знала, что Барт это заметил, - удивилась Флер.
- Дядя Лоренс немножко волшебник, - пояснила Динни.
- Уилфрид вел себя примерно, - понизила голос Флер, улыбаясь воспоминанию. - Уехал на Восток послушно, как ягненок.
- Но не это же, надеюсь, удерживало его до сих пор на Востоке?
- Разве корь может удержать вас навсегда в постели? Нет, ему просто там нравится. Наверно, обзавелся гаремом.
- Нет, - возразила Динни. - Он разборчив, или я ничего не понимаю в людях.
- Совершенно верно, дорогая. Простите меня за дешевый цинизм. Уилфрид - удивительнейший человек и очень милый. Майкл его любил. Но, - прибавила Флер, неожиданно взглянув на Динни, - женщине любить его невозможно: это олицетворенный разлад. Одно время я довольно пристально изучала его, - так уж пришлось. Он неуловим. Страсть и комок нервов. Мягкосердечный и колючий. Неизвестно, верит ли во что-нибудь.
- За исключением красоты и, может быть, правды, если он в состоянии их найти? - полувопросительно произнесла Динни.
Ответ. Флер оказался неожиданным.
- Что ж, дорогая, все мы верим в них, когда видим вблизи. Беда в том, что их никогда вблизи не бывает, разве что... разве что они скрыты в нас самих. А последнее исключается, если человек в разладе с собой. Где вы его видели?
- У памятника. Фошу.
- А, вспоминаю! Он боготворил. Фоша. Бедный Уилфрид! Не везет ему: контузия, стихи и семья - отец спрятался от жизни, мать, полуитальянка, убежала с другим. Поневоле будешь беспокойным. Самое лучшее в нем - глаза: возбуждают жалость и красивы - роковое сочетание. Ваши юные нервы не затрепетали снова?
- Нет. Но мне было интересно, не затрепещут ли ваши, если я упомяну о нем.
- Мои? Деточка, мне под тридцать, у меня двое детей и... - лицо Флер потемнело, - мне сделали прививку. Я могла бы о ней рассказать только вам, Динни, но есть вещи, о которых не рассказывают.
У себя в комнате наверху Динни, несколько обескураженная, погрузилась в чересчур вместительную ночную рубашку тети Эм и подошла к камину, в котором, несмотря на ее протесты, развели огонь. Она понимала, как нелепы ее переживания - странная смесь застенчивости и пылкой смелости в предчувствии близких и неотвратимых поступков. Что с ней? Она встретила человека, который десять лет тому назад заставил ее почувствовать себя дурочкой, человека, судя по всем отзывам, совершенно для нее неподходящего. Динни взяла зеркало и стала рассматривать свое лицо поверх вышивок чересчур вместительной ночной рубашки. То, что она видела, могло бы ее удовлетворить, но не удовлетворяло.
Такие лица приедаются, думала она. Всегда одно и то же боттичеллиевское выражение!
Вздернутый нос,
Цвет глаз голубой!
Рыжая нимфа, в себя не верь
И зря не гордись собой!