Он был уже на полпути к ним, когда почувствовал прикосновение к плечу.
Он замер. Его глаза быстро нашли ближайший выход — в пятидесяти метрах под желтой вывеской «Такси». Он глубоко вздохнул, затем повернулся.
Там стояла молодая женщина с каштановыми волосами, собранными в пучок, с блокнотом в руках.
— Извините, сэр, я провожу небольшой опрос об аэропорте. Может…
— Извините, — сказал Рикки, чувствуя, как на него накатывает облегчение, — я опоздаю на свой рейс…
Его напряжение нарастало, когда они проходили контрольно-пропускной пункт, а затем паспортный контроль. В любой момент он ожидал почувствовать руку на своем плече или увидеть, как к ним идут вооруженные охранники. Но казалось, что они были всего лишь тремя лицами в толпе. Что бы Малкольм ни сделал, чтобы сохранить их анонимность, он сделал это хорошо.
Ровно в 12:30 Рикки сидел в удобном кресле первого класса в носовой части аэробуса, ожидая взлета, ремень безопасности был пристегнут. Он знал, что должен быть начеку. Он знал, что должен следить за угрозами. Но сейчас самолет двигался, и следующие девять с половиной часов он никуда не собирался. Он не спал больше суток. Он был истощен физически и эмоционально. И сиденье было, в конце концов, очень удобным…
Он заснул до того, как шасси оторвались от земли.
Рикки проснулся от того, что Зак тряс его за плечо. Он резко сел и какое-то время не мог понять, где находится. Потом он почувствовал гул двигателей самолета, и на него нахлынул ужас последних двадцати четырех часов — мертвый Феликс, дьявольские видео Круза Мартинеза.
— Нам нужно поговорить, — сказал Зак.
Рикки отстегнулся от кресла и последовал за Заком по проходу. В голове самолета располагался бар. Несколько пассажиров сидели с напитками, но один столик у окна был свободен. Они сели там, и Зак заказал им по коле. Рикки посмотрел в окно. Насколько он мог видеть, внизу была ледяная местность.
— Гренландия, — сказал Зак так тихо, чтобы его мог слышать только Рикки. — Мы над северной Атлантикой. Там суровая местность. Но не такая жестокая, как будет на Аляске. Феликс когда-нибудь давал тебе инструкции по выживанию в холодную погоду?
Рикки покачал головой. Все его тренировки проходили на улицах Лондона. Сама идея работать на местности, не покрытой асфальтом, была для него непонятной.
— Нет, — сказал он. — А тебя учили?
— Немного. Если мы окажемся на открытом воздухе, нам нужно будет опасаться переохлаждения, обморожения и снежной слепоты. Если мы слишком много потеем, влага может замерзнуть на нашей коже. И нам будет трудно найти еду, если мы не возьмем с собой достаточно припасов, — Зак огляделся. Они видели Малкольма, крепко спящего, в очках, надвинутых на нос. — Ему будет трудно, — сказал он.
— Я думаю, ты совершил ошибку, позволив ему пойти с нами.
Лицо Зака ничего не выражало.
— Возможно, — сказал он. — Может, и нет. У меня такое чувство, что Малкольм будет играть большую роль в конце.
Пауза, прежде чем Рикки заговорил о том, что его беспокоило:
— Если мы найдем этого Круза и если все, что ты мне о нем рассказал, правда, он не отпустит Рафа и Габс, как только ты сдашься. Ты знаешь это, правильно?
— Конечно, — сказал Зак. — Но что еще я могу сделать? Я не оставлю своих ангелов-хранителей гнить. Я слишком многим им обязан.
— Единственный шанс найти их — узнать их местоположение от Круза.
— Ты имеешь в виду пытать его?
— Это хорошее слово. Как думаешь, ты смог бы это сделать? Осмелился бы?
Зак повернулся и уставился в окно с непроницаемым выражением лица.
— Я знаю, как убивать, — сказал он тихо, — но никогда этого не делал. Я прошел обучение сопротивлению допросу, но я никогда не подвергал кого-либо другому таким же ужасам. Если бы мои ангелы-хранители были здесь, они бы сделали все возможное, чтобы помешать мне пересечь любую из этих линий. Но их здесь нет, — он снова повернулся к Рикки, и его лицо внезапно постарело. — Агентство завербовало нас, потому что мы были детьми, — сказал он. — Но мы не можем вечно оставаться детьми. У большинства детей есть — как они это называют, обряд посвящения? Момент, который меняет жизнь, момент, когда они становятся взрослыми. Может, это наш момент, — он мрачно улыбнулся. — Или мой, по крайней мере. Тебе не нужно делать ничего, чего ты не хочешь. Все, что я знаю, это то, что Круз Мартинез уже не в первый раз пытается добраться до меня, подвергая опасности Рафа и Габс. Но этот раз будет последним.
Рикки не ответил. В голосе Зака было что-то, что заставило его похолодеть. До вчера он встречался с этим парнем всего один раз, но мог сказать, что Зак изменился. Он не знал, к лучшему это или к худшему. Он знал только одно: в следующий раз, когда Зак Дарк и Круз Мартинез встретятся лицом к лицу, только один из них уйдет.
Зак посмотрел на часы.
— Мы приземлимся через три часа, — сказал он. — Мы должны последовать примеру Малкольма и еще немного поспать. Я чувствую, что сон нам понадобится, — он нахмурился. — Все идет слишком гладко, — пробормотал он почти про себя. — Это не может долго продолжаться.
Он встал и вернулся на свое место, оставив Рикки смотреть на ледяные пустоши севера.
* * *
Было просторно. Металлические стены. Металлическая крыша. Бетонный пол. Полоска резкого света мерцала высоко над головой.
И было холодно. Холод, который высасывал из вас все. Заставлял ваши суставы окоченеть так, что ими едва можно было пошевелить. Холод, который причинял боль. На стенах был иней, а с потолка местами свисали сосульки. Единственным преимуществом было то, что интерьер был защищен от резкого ветра снаружи.
В этом пространстве было четыре фигуры. Две из них — мужчины — стояли. Двое других — мужчина и женщина — растянулись на полу со связанными за спиной руками.
Двое мужчин, стоявшие рядом, говорили по-испански. С каждым словом вокруг них поднимался пар от мороза. У одного из них был только один глаз. Другая глазница была покрыта бледным слоем кожи.
— Русские хотят их смерти, — сказал он.
— Русские, Калака, могут подождать, — сказала вторая фигура. Он был намного моложе Калаки, но его глаза были холоднее ледяного воздуха. — Они все еще полезны для нас, — он посмотрел на своих пленников. Они представляли собой жалкое зрелище, почти неконтролируемо дрожащие. Кровоточащие раны на их лицах покрылись инеем на морозе, и все, что они могли делать, это держать глаза открытыми, будто их тела пытались отключиться, но они заставляли себя бодрствовать. Вертолет высадил их у кромки воды, и им пришлось пройти трудный путь, чтобы добраться сюда. Это было достаточно тяжело для двух здоровых мужчин. Для их заключенных это была пытка — только высокий уровень физической подготовки позволил им пройти этот путь.
Молодой человек присел, чтобы посмотреть на них.
— Думаете, — сказал он по-английски, — ваш чудо-юноша идет вас спасать?
Заключенные смотрели на него, но, казалось, не могли ответить.
Молодой человек внезапно набросился, резко ударив женщину по лицу.
— Когда я говорю с тобой, — прошипел он, — ты отвечаешь.
Остекленевшие глаза женщины закатились, из ноздри потекла свежая струйка крови.
— Как… скажешь… милый, — прошептала она.
— Если бы я был на его месте, — заявил молодой человек, — я бы оставил вас здесь гнить или замерзать.
— Ты не можешь оказаться на его месте, милый, — прошептала женщина, морщась от каждого слова.
Калака склонился.
— Если я отрежу ей язык, — сказал он, — это положит конец ее остроумным замечаниям.
Молодой человек покачал головой.