— Давай я их пристрелю, — нежно прошептала Памела ему на ухо.
— Зачем это?
— Затем, чтобы убить их до того, как они убьют нас. У них стволов больше, тем у нас.
— Боже правый, ты даже мыслишь как Джеймс Бонд.
— Ну не можем же мы тут стоять и ждать, пока они все заснут, — прошептала Памела.
Римо поднял руку, пытаясь заставить ее замолчать.
— Предоставь это мне, — сказал он.
Он легко перемахнул через ограждение и пролетел вниз пятнадцать футов. Приземлившись на диванные подушки, он перекувырнулся назад через спинку дивана, приземлился на ноги между двумя из трех несостоявшихся стрелков и рывком выдернул у них из рук пулеметы.
Тот, который прятался за креслом, услышал шум и обернулся, медленно подняв руку с «магнумом». Но прежде, чем он успел что-то сделать, Римо вынул «магнум» из его руки. Римо стоял между тремя мужчинами, держа в руках пистолет и два пулемета. Держать три пушки одновременно неудобно, понял он. Он попытался взять в каждую руку по пулемету, а пистолет зажать под подбородком, но это тоже было неудобно.
— Кто ты? Что тебе надо? — спросил человек, прятавшийся за креслом.
— Попридержи коней, — посоветовал ему Римо.
Разговаривать с пистолетом под подбородком было очень трудно.
Он сунул оба пулемета под мышку, а пистолет взял в руку, но пулеметы стали выскальзывать. Сейчас они упадут, выпалят сами по себе и кого-нибудь заденут, подумал Римо.
— Ты в порядке? — крикнула Памела сверху.
— Чудесно, чудесно, чудесно, просто великолепно, — отозвался Римо. — Ну-ка, ребятки, погодите-ка минутку.
В конце концов он признал свое поражение и отшвырнул оружие в угол комнаты.
— Послушайте, — обратился он к парням. — Я положил пушки в углу, но это не означает, что вам в голову должна прийти мысль броситься туда и попытаться ими завладеть, потому что тогда я буду вынужден убить вас.
Памела спустилась по лестнице. Она держала всех троих под прицелом своего маленького пистолета. Римо обратил внимание на то, что она держит пистолет низко, рядом с бедром, как держат оружие опытные профессионалы, а не на вытянутых руках перед собой — в таком положении оружие ничего не стоит выбить из рук.
— А ну, не двигаться! — грозно крикнула она.
— Они вовсе и не собирались никуда двигаться, мисс Бонд, — саркастически заметил Римо. — А теперь отверни эту штуку от меня. — И он снова обратился к троим парням. — О'кей, ну и как вас зовут?
— А кто спрашивает? — отозвался тот, который прятался за креслом.
Римо перевернул латунный кофейный столик, стоявший возле дивана, и скрутил одну из его ножек так, что она стала похожа на штопор.
— Еще вопросы? — спросил он.
— Бондини, — ответил парень. — Берни Бондини.
Римо перевел взгляд на других двоих — они все еще стояли на коленях на полу, а пистолет в руке Памелы пристально глядел прямо на них.
— Хаббл.
— Франко.
— Кто-нибудь из них похож на голос, который тебе звонил? — спросил Римо.
— Я не могу сказать — они просто назвали свои имена, — ответила Памела. — Пусть поговорят побольше.
— Кто вы? — спросил Бондини.
— Ты перестанешь наконец задавать этот вопрос? — разозлился Римо. — Ну, ладно. Давайте по очереди. Сначала один, потом другой, потом третий. Ну-ка, давайте: «Четырежды двадцать и сколько-то тому назад наши предки породили...»
— Неправильно, — оборвал его Бондини.
— Да излагайте как хотите, — отмахнулся Римо. — Я никогда не утверждал, что хорошо знаю историю.
— "Четырежды двадцать и семь лет назад наши отцы произвели на свет..."
— Хорошо, — похвалил его Римо. — Ты это помнишь со школы?
— Да, — ответил Бондини.
— А я вот никогда не мог запомнить, — признался Римо. — Я всегда путал отцов и предков. Я должен был декламировать это в День Поминовения, но я все время спотыкался.
— Стыдно, — упрекнул его Бондини.
— Ага. Тогда вместо меня они выпустили Ромео Рокко. Вот было гнусное зрелище. Он зачитал это так, как будто читал по телевизору рекламные объявления. В середине речи он обмочился, но успел закончить раньше, чем моча дотекла до пола.
Римо обернулся к Памеле.
— Он? — спросил он.
Она отрицательно покачала головой.
— Ладно, теперь ты, — сказал Римо, ткнув пальцем в бородатого мужчину на полу. — Как тебя?
— Хаббл.
— О'кей. Ну-ка выдай мне обращение Линкольна к армии северян в Геттисберге.
— Я не знаю, как позвонить Линкольну в Геттисберг, — ответил Хаббл.
— Очень остроумно, — заметил Римо. — А сломанная шея тебе не поможет?
— "Четырежды двадцать и семь лет назад наши отцы кого-то там произвели на свет", — протараторил Хаббл.
— Он? — спросил Римо Памелу.
— Нет, — ответила она.
— Остаешься ты, — обратился Римо к Франко. — Валяй.
— "Четырежды двадцать и семь лет назад наши отцы произвести на свет на этом континенте новую нацию, зачатую в..."
— Достаточно, — остановил его Римо.
— "...в свободе и приверженную идее, что все люди созданы равными. Сегодня мы ведем великую гражданскую войну, чтобы проверить..." — Сташ Франко выпрямился, — «может ли эта нация или любая нация, так же зачатая и тому же приверженная, выдержать испытание временем. Мы сошлись на поле величайшего сражения...»