- Анна Викторовна, - позвал Коробейников громким шёпотом, не решаясь возвысить голос. – Духи вернулись?
Анна ответила, прислушиваясь к дальнему зову дудочки:
- Может быть, - прозвучало совсем безжизненно. Так звучало практически всё, что она говорила всю эту неделю. – Вы принесли вести о Якове Платоновиче?
- Может быть, - повторил её слова Коробейников.
- Я вас слушаю.
Право, ей хотелось бы сказать это теплее. Но всё её существо было во власти предчувствия, порождаемого странной песней дудочки.
Антон Андреевич приблизился и извлёк из-под сюртука что-то, показавшееся знакомым.
- А, - сказала Анна, увидев перчатку.
- Вы были там, Анна Викторовна?
Она лишь молча кивнула.
- А… Яков Платонович?
- Он… тоже был. Это он застрелил Магистра.
- Я так и думал, - пробормотал Коробейников. – Значит это было до…
Анна снова кивнула.
- Вы только поэтому?
- Да. Нет… Не только.
- Я вас слушаю.
- Не могу понять, - с досадой сказал помощник следователя. – Всё это как-то связано: убийство англичанина, Магистр, убитый адепт в овраге. Только я не знаю, как оно связывается.
Дудочка всхлипнула и смолкла.
- Как вы сказали? – спросила Анна, понимая, что – вот оно!
Коробейников заметил это враз сменившееся выражение лица, и голос, вновь ставший живым. Его румяное лицо просияло вопреки серьёзности того, о чём он собирался говорить.
- Вы что-то об этом знаете, Анна Викторовна?
Она кивнула:
- В общих чертах. А что узнали вы?
- Совсем немногое. В Михайловской усадьбе, в бункере у самой ограды нашли четыре мёртвых тела: два солдата из гарнизона, зарезанная женщина и ваш тёмный Магистр. А на дороге обнаружились следы нападения. Убит англичанин, живший в усадьбе, и с ним два солдата конвоя. Один из нападавших тоже убит, это был человек Магистра.
- Мы не знали, что англичанин погиб, - сказала Анна, и вдруг в груди потеплело от этого случайно сказанного «мы». – Кажется, Яков Платонович давно уже вёл это дело втайне от всех. Он знал об усадьбе и бункере. Когда Магистр захватил меня, Яков пришёл и застрелил его. Мы его успели допросить: Штольман – пока он был жив, я – когда он уже умер. Кто-то из Петербургского департамента полиции послал его сюда, чтобы захватить англичанина.
- Адепт Люцифера служил в полиции? – удивился Коробейников.
- Не служил он, - с досадой сказала Анна. – Кто-то там взял его на тёмных делах, а потом отправил сюда – выполнить то, обо что не мог сам пачкать руки. Это же очевидно!
- Боюсь, что для вас более очевидно, чем для меня. Темны тайники души, Анна Викторовна.
Анна нетерпеливо отмахнулась:
- Это совсем просто выходит. Магистра послали сюда сколотить банду, которая должна была захватить английского химика, не впутывая в дело человека из Петербурга. Какое-то время он морочил им голову своими бреднями и гипнозом. Нищих отстреливали – тренировались. Меня он тоже хотел повязать кровью.
Горло внезапно перехватило, когда она вспомнила, как близка была к тому, чтобы утратить себя. Но все чары мгновенно разрушил любимый голос. И тепло, которое она ощущала спиной…
Антон Андреевич ждал очень терпеливо, но молчание затягивалось.
- Да, да. Я понимаю, - наконец пробормотал он.
- Вы должны взять их всех, - сказала Анна, беря себя в руки. – У вас же сидит кто-то из адептов?
- Да, оружейник Закревский. Кажется, они называли его Стрелком.
- Сделайте это! Заставьте его выдать всех. Я не думаю, что Магистр посвящал их в свои тайные дела, но делать им в Затонске нечего.
- Вы правы, Анна Викторовна. Как вы правы! Вот вам и чёрная воронка господина Ребушинского. Сколько они уже в нашем городе?
- Не знаю. Это вы сами у них спросите. А знаете что, Антон Андреевич? – воодушевление не покидало Анну, и дудочка Серафима звучала в ушах почти радостно. – Я почти уверена, что в этой истории была замешана Нина Аркадьевна.
Соперницу она вспомнила без малейшей ревности. Теперь она целиком доверяла Штольману. Предстояло поверить ему и в последнем:
- Да, Нина Аркадьевна Нежинская. И князь.
***
Князь явился той же ночью. И это была его месть. Увидев у окна знакомый худощавый силуэт мужчины в пальто с бобровым воротником и в котелке, Анна страшно закричала. Дудочка Серафима надрывалась в ушах, но она её не слышала, пытаясь подойти и прикоснуться… хотя прикоснуться было невозможно…
Призрак обернулся. Это был не Штольман!
Когда он исчез, утверждая своим своеволием потерю её дара, Анна долго стояла в темноте у окна, силясь сдержать лихорадочную дрожь. Стекло затянуло морозом, от окна веяло холодом.
- Как жестоко… - прошептала она.
И вдруг вновь услышала дудочку.
- Серафим! – робко и безнадёжно позвала Анна. – Серафим, помоги мне!
Ничего не произошло. Просто вдруг перед глазами закружилась рождественская ёлка, стоявшая в гостиной: игрушки, орехи и серебристая звезда на макушке. Сегодня был Рождественский Сочельник, и песенка дудочки обещала ей какое-то чудо – очень знакомое, даже привычное, и совсем простое.
Зеркальце, стоящее на туалетном столике, вдруг опрокинулось, но не разбилось. Анна машинально подняла его – и в тот же миг поняла, что хотел ей сказать дух нищего!
Всё это время она совершала одну и ту же ошибку: вопрошала мёртвых, чтобы узнать о том, кто был жив. А надо было просить совсем иначе. И сегодня именно та ночь, когда это получится у неё совсем легко.
Девицы всегда гадали на Святки. И она сама год назад тоже гадала на суженого. И даже увидела его тогда в зеркалах. В тот раз её обидело и испугало, что за спиной Якова возникла госпожа Нежинская. Господи! Да пусть там возникнет кто угодно – она на всё согласна! Только бы увидеть его живым, убедиться, что они по-прежнему суждены друг другу.
Анна лихорадочно разожгла свечи и принялась в точности повторять знакомый ритуал. Наитие подсказывало ей, что сегодня всё у неё точно получится.
- Суженый мой, ряженый, явись мне!
Стоило произнести, как огонёк в зеркалах пропал, сменившись изображением мужского лица. Сердце Анны дрогнуло и пропустило удар.
Любимое лицо - ещё более худое, чем обычно. Запекшиеся губы плотно сжаты, нижняя разбита в кровь. Синяк на скуле. На впалых щеках и подбородке лежит густая тень – щетина, не бритая со дня его исчезновения. Глаза прикрыты. Анна до боли вглядывалась в это лицо, понимая только одно: он жив!
Яков опирался головой в бревенчатую стену и сидел как-то неловко, привалившись боком.
- Где ты? – позвала Анна. – Покажи мне! Я тебя найду!
В прошлый раз видение длилось всего пару мгновений, но сегодня она не боялась, что оно будет таким же кратким. Откуда-то явилась уверенность, что она удержит его, сколько будет нужно.
Яков вздрогнул и открыл глаза. Сердце резанула боль при виде этих глаз, затуманенных мукой.
- Где ты? Покажи мне, - повторила она.
Внезапно лицо в зеркале исчезло, зато она увидела комнату. Точнее, хибарку, совсем небольшую. Рубленные бревенчатые стены, низкий потолок. Пустой стол у подслеповатого окошка, топчан с неубранной постелью, дальше печурка. Кажется, именно она отбрасывала сквозь неплотно прикрытую заслонку блики, освещавшие лицо Якова. Что-то висит на стене за топчаном. Кажется, силки или капканы. Анна была уверена, что смотрит сейчас глазами Штольмана. И взгляд его упорно задерживался на этих предметах. Кажется, это важно.