— Кто это?
— Не знаю.
— Видите его лицо?
— Лорд Бомонд!
— Что?
— Ах, вы тут! Слава богу…
Ближе всех находился мужчина в очках. Он прищурился, рассмотрел мою маску и наконец выпрямился и покачал головой:
— Вероятно, это чей-то слуга… Необходимо провести более тщательный осмотр.
Он махнул рукой, и сразу показалось несколько официантов, которые прежде разносили напитки. Они приподняли меня на руки и перенесли на ближайшую скамейку. Между делом мужчина в очках просил собравшихся проверить свою прислугу, после чего заявил, что с этого момента сад закрыт для посещения.
Все стали расходиться и уносить вместе с собой оживлённую беседу. Страх исчез, на смену ему пришёл неподдельный интерес. Логично было предположить, что почивший был из числи прислуги — но это было скучно и рушило прекрасную историю про таинственного мертвеца, которого обнаружили посреди сада.
Некоторое время мой чуткий слух ещё улавливал всевозможные пересуды; затем повисла тишина. Ночь была безветренная. В прорезях между рваной шалью облаков сверкали редкие звёзды. Я лежал на скамейке под сенью высокого дерева и разглядывал его красноватые листья, которые обретали совершенно особенный цвет в сиянии лунного света, когда рядом зазвучали шаги. Мои веки закрылись. Шаги были тихими и немного неровным. Вскоре к ним прибавился ванильный аромат. Затем — нежное женское дыхание.
В тот самый момент, когда его дуновение, словно призрачная длань, прошлась по моей скуле, я открыл глаза.
Повисла тишина.
Женщина стояла на месте и с интересом рассматривала меня своими светлыми глазами.
— С днём рождения, ваше Величество.
— Благодарю, — ответила женщина, поправляя свои крашеные рыжие волосы.
На ней было чёрное, немного простенькое детское платье, которое, тем не менее, облегало и подчёркивало её совсем недетскую грудь.
Я приподнялся, поклонился. Королева встретила мой поклон с невозмутимостью царственной особы.
— Занимательный трюк, — с улыбкой заметила женщина. — Я слышала, что восточные мистики могут замедлять биение собственного сердца; или вы приняли некий отвар, который позволил вам притвориться мёртвым?
— Не то и не другое, ваше Величество. Всё намного проще. Я — вампир.
— Настоящий?
— Самый настоящий.
— И вы можете это доказать, месье «вампир»?
— Разумеется. Сядьте.
Королева села рядом со мной. Вблизи её глаза показались мне ослепительными среди ночного полумрака, и в то же время взгляд у них был рассеянный. На протяжении последней недели я видел подобное выражение множество раз на лицах горничных поместья Мансур — пока тренировался использовать гипноз.
С его помощью нельзя было превратить девушку в безвольную куклу, однако слова мои становились для неё необычайно убедительными. При этом, однако, мне приходилось постоянно сохранять зрительный контакт.
Однако была у этой силы и светлая… а вернее темная сторона. После завершения гипноза женщина ничего не забывала, и в то же время не считала, что её контролировали. Напротив, она была уверенна, что все поступки, сделанные под моим внушением, он совершала по своей собственной воле; она могла жалеть о содеянном, но винила в нём только себя.
— Так вы не верите, что я вампир?
— Нет.
— Хотите, чтобы я вам это доказал?
— Если сможете, — улыбнулась королева.
Я положил руку на её шею и выпустил зубы. Королева была покорной. Я спросил её:
— Вы правда этого хотите?
— Да.
— Почему?
— Мне кажется, это будет интересно.
Я кивнул, придвинулся вперёд и одним движением вонзил в зубы в трепещущую венку. В это же время я обхватил женщину обеими руками. Правильное решение. В следующую секунду она стала брыкаться, её тело схватила болезненная дрожь, губы открылись, а секунду спустя снова были закрыты моей ладонью.
Комары впрыскивают в свою жертву особенный токсин, который не позволяет ей ощутить укус. Вампирам легенды приписали похожую силу. Только в нашем случае она вызывала не забвенье, но блаженство.
Сперва королева пыталась оттолкнуть меня — бесполезно, моё тело обладало сверхчеловеческой силой; затем обхватила меня обеими руками и попыталась ещё глубже вонзил мои клыки в свою шею; судороги боли стали трепетом блаженства; мне всё равно приходилось держать ладонь у неё на губах, но теперь я закрывал не крик, но сладкий стон.