Я уже собирался отправиться прямо туда, когда пришло сообщение, что заседание закончилось, — безрезультатно, рыбные пошлины так просто не решаются, — и её Величество собирается в ближайшее время вернуться во дворец. Тогда я снова свалился на кушетку и сидел так до момента, когда дверь приоткрылась, и в комнату зашла неизвестная женщина, по виду секретарша… Лишь погодя, по взгляду, я понял, что это была Крисс.
Я знал, что она изменилась, но не мог себе даже представить, что перемены эти были такого характера. Я ожидал увидеть её в прежнем судовом наряде, в крайнем случае — в пышном королевском платье. На самом же деле на ней были белые панталоны и шёлковая рубашка с серебристыми пуговицами; волосы её были завязаны заколкой, а на лице блестели круглые очки.
На первый взгляд она была похожа на обыкновенную секретаршу с поправкой на реалии восемнадцатого века.
Девушка бросилась на меня удивлённый взгляд; потом усмехнулась, и я понял, что это действительно была Крисс.
«Соскучился?» — спросила она руками.
Я рассеянно кивнул.
Затем помотал головой и сказал:
— Если ты про Натаниэля, то да, немного.
Улыбка исчезла. Крисс нахмурилась.
«Это ты?»
Я кивнул.
«Что-то случилось?»
— Отчасти. Скажем так, есть у меня одно предложение.
«Какое?»
Я хотел предложить, чтобы она села, но Крисс казалась такой напряжённой, что наверняка отказалась бы от моего предложения.
Тогда я сказал:
— Я хочу стать богом.
…
…
…
Идея была достаточно простой. Обыкновенно, стабильность понижается постепенно, так что новоявленная туманность успевает обрести форму под воздействием силы веры.
Но здесь всё было иначе.
Уникальная особенность этого мира состояла в том, что большая часть здешнего тумана была «бесхозной».
Некоторое время сюда поступала чистейшая туманность в образе воды с другой стороны дверного проёма. Вера за ней не поспевала. У неё не было времени чтобы приписать ей определённые свойства. Именно поэтому, чем ближе мы подбирались к Сердцу Семи Морей, тем более странные и опасные нам встречались явления, хотя обыкновенно туманность распределяется равномерно по всей протяжённости мироздания; именно поэтом странные явления не имели конкретную форму.
В мире Файрана они представляли собой создания местного легендариума.
В Мире Ямато — НИСов.
В Мире Пирайи это были порождения вечного хлада и так далее, и тому подобное. Здесь же туман принимал самые разные, иной раз безумные и бессмысленные обличья. Это была не фантазия, но то болезненное состояние между реальностью и дрёмой, когда сны сменяются с невероятной быстротой, а перед глазами мелькают всевозможные бредни.
Поэтому, если в мире появится новая религия, которая завладеет человеческими сердцами, она сможет достаточно быстро впитать силу «бесхозного» тумана и обрести материальность. Сами люди тоже обнищали и находились в состоянии отчаяния, в котором они готовы были ухватиться за любую, даже самую хрупкую соломинку.
Нечто похожее было в Мире Ямато перед вторжением Вестника.
Тогда мне удалось воспользоваться происходящим и стал единоличным божеством и «Стражем» данного измерения. Почему бы не попробовать ещё раз? Для этого мне нужна была поддержка. В Мире Ямато я использовал телевизор и средства массовой информации. Здесь мне тоже потребуется помощь государственной машины.
То бишь Крисс, всемирной императрицы.
Всё это я рассказ девушке без обиняков. Хранить тайны больше не имело смысла. Я поведал ей про серый туман, дом на берегу, свои силы и свою природу и так далее, и тому подобное; не стал говорить только про Них, так как они могли воспользоваться этим знанием, точно крючком, закрепиться и притянуть себя в этот мир, и своё собственное прошлое в лице Фантазмагорикуса.
Крисс слушала внимательно и всё время хмурилась.
По завершению рассказа повисла тишина.
32. план!
В другой комнате загремели часы, оповещая о том, что наступил обед.
Наконец Крисс приподняла руки:
«Натаниэль об этом знает?»
— Теперь — да.
Она кивнула, опустила голову и задумалась.
«Напоминает сделку с дьяволом», — с мрачным видом заметила она через некоторое время.
Я кивнул.
Крисс всегда была осторожной. Дерзкой, решительной, но осторожной. Особенно теперь, когда дело касалось судьбы её страны. Разумеется, она не могла принять такое решение сходу. Я уже стал придумывать всевозможные аргументы, когда девушка заявила, что собирается подумать в одиночестве, сказала, что встретит меня вечером, и велела возвращаться на работу.