Оставались и верные люди, и всё же они были совершенно не готовы к столь стремительному развитию событий. Некоторые генералы, которые попытались повести свои армии в столицу, вдруг столкнулись с угрозой с другой стороны границы. Войска соседней империи воспользовались замешательством и попытались их задержать.
У них получилось.
Тем паче, что события в столице развивались настолько стремительно, что даже марширующие солдаты едва ли могли успеть на помощь; это был длинный, длинный день, хотя бы потому, что костры горели так ярко, что никто не заметил, как наступила и пролетела ночь.
А теперь вопрос: чем занимался сам Леон? Будучи предводителем вампирской клики, он всё это время скрывал свою личность. Лишь немногие знали, кто он такой и где проживает. Одним из них была королева, которая с началом революции попала в плен. Леона охватила паника. У него было всего два варианта: действовать незамедлительно, пытаясь дать отпор противнику, истинные силы которого оставались неизвестны, или спрятаться, залечь на дно и подождать более подходящего момента.
Разумеется, Луи с его характером предпочёл второй. Всё это время он проживал в поместье Мансур, оставаясь учителем заметно повзрослевшей Тали. Последнее находилось неподалёку от столицы. Луи решил сам и приказал остальным ретироваться к побережью, на запад королевства, где уже начинали собираться силы роялистов под командованием одного знатного герцога, тоже вампира.
Некоторые действительно смогли сбежать, но сам Леон оказался в западне. В один момент на пути кареты, в которой он и Тали обсуждали свои дальнейшие планы, появилась фигура в белой мантии — символ того самого ордена. Более того, конкретно белый цвет знаменовал наивысший чин последнего — Верховного магистра.
К этому времени Леон, благодаря остаткам моей туманности, действительно обрёл силы древнего вампира. Он владел некоторыми таинственными чарами и телом не уступал воину Третьего ранга. В пределах мира, где не было прочих сверхъестественных созданий, он был почти непобедим.
Почти.
Магистр оказался монстром. Их битва была неистовой. В итоге Леон получил страшную рану и бежал. Более того, ему пришлось оставить Тали, которую захватили представители ордена…
После этого ему удалось найти убежище здесь — на кладбище посреди старинного склепа. Выбраться из столичного региона у него не получилось — последний превратился в логово мятежников. Тем не менее, со временем ему удалось выйти на связь со своими союзниками: тем самым герцогом Бурже, который собирал остатки армии для усмирений восставших.
В это же время на помощь Луи подоспела Эстель. Последняя была обыкновенной служанкой и притом человеком — вампиры использовали таких слуг как термос, чтобы хранить в нём тёплую кровь. С её помощью Леон смог хотя бы немного поправится.
С тех пор прошла неделя.
Страшная, неистовая, бурая, потрясающая до глубины души неделя.
На западе велись отчаянные сражения.
В столице проходили казни. Каждые несколько дней, когда Леон просыпался после своей продолжительной и болезненной дрёмы, он читал длинный список, в которыми были записаны имена почивших.
Я стиснул зубы и посмотрел на самую свежую бумажку
48. мы
Я стиснул зубы и посмотрел на самую свежую бумажку. Развернул. Пробежал глазами. Вздохнул.
Граф Монтье.
Герцогиня Буа
Герцог Леван
…
…
Всё.
Королевы не было; Тали — тоже.
Первая считалась слишком важной фигурой: для неё собирались устроить показательный процесс. В свою очередь Тали на данный момент была простым человеком. За последние годы Леон, следуя моим указаниям, так и обратил её в вампира. Теперь это было её спасением… но только временным. Совсем недавно новое правительство, марионетка ордена, заявило, что собирается разобраться не только с вампирами, но также и приспешниками последних, которые повернулись спиной к собственной расе, и наказания их обещает быть особенно жестоким.
Всё ещё требовалось некоторое время, чтобы народные массы могли принять существование предателей и достаточно их возненавидеть. Но это было вопросом времени. Сейчас ордену ещё нужна была поддержка народа и старого дворянства, однако потом, после воцарения тоталитарной теократии чистки приобретут промышленный характер.
Я цокнул языком и осмотрел тёмные каменные своды, под которыми Леон скрывался от своих преследователей; точно крыса, которую загнали в подземную норку. Не то чтобы я осуждал его, отнюдь — он совершил ряд непростительных ошибок, но все они, в общем, соответствовали его характеру, — и всё равно меня наполняла неприятная фрустрация.