Женщина упала на колени, раздался приглушённый стон; пленители, не обращая внимания на её страдания, сильнее потянули за верёвку.
Каждый шаг болезненной дрожью отзывался во всём её теле, и к тому моменту, когда её притащил на эшафот, покрасневшая кожа стала слезать с её ног как после продолжительного пребывания в кипячёной воде.
Все, кто был на площади, — мужчины, женщины и дети, — смотрели на происходящее с умеренным интересом. Для них это было привычное представление. Сериал, который постоянно крутят по телевизору.
Когда женщина упала на деревянный доски, на эшафот поднялся мужчина в чёрной мантии — священник.
— Спрашиваю Вас последний раз, — проговорил он глубоким и певучим тоном проповедника. — Вы готовы исповедаться в своих грехах?..
Женщина помялась и кивнула. Священник сложил руки, повернулся и с непроницаемым выражением на лице уступил своё место палачу, который стал деловито закреплять её голову в колодки. В это время глашатай прочитал имя приговорённой:
— Графиня Руа Де’мон, заражённая тёмными силами, обрекается на очищение небесным светом…
Лишь тогда она принялась брыкаться, но была к этому времени настолько обессиленной, что её попытки вырваться напоминали конвульсии.
Наконец палач развязал верёвку и одним движением сорвал мешок. На секунду женщина попыталась удержать его зубами — бессмысленно. Вскоре её бледное, орошённое капельками пота лицо открылось солнцу.
Я увидел его всего на секунду, после чего его немедленно скрыла завеса плотного серого дыма; раздался крик, повеяло горелым мясом. Кожа у неё на лице вскипела и быстро закапала на деревянные доски. Воцарилось молчание. Великая толпа пристально наблюдала за происходящим. В глазах у людей не было триумфа, не было страха, но только неподдельный интерес наподобие того, с которым заворожённый ребёнок смотрит на улитку, когда посыпает её солью.
Время замедлилось. Почти остановилось. Это была не казнь, но долгая, мучительная пытка. Процесс умерщвления растянулся на минуты, каждая из которых казалась бесконечной.
Вдруг меня схватили за руку. Я вздрогнул, повернулся и увидел, что это была Эстель. Вид её бледного лица привёл меня в чувства. Я прищурился и стал внимательно смотреть по сторонам.
Помочь Руа я был не в состоянии.
Я мог только наблюдать за её медленными умиранием и слушать крики, которым, казалось, не было конца.
Лишь когда прекратились последние конвульсии, — видимо потому что у неё остановилось сердце, — палач приоткрыл колодки и бросил её труп в заранее приготовленный ящик.
В этот момент я снова заметил её лицо, и перед глазами у меня мелькнул образ. Леон знал эту женщину. Она была его подругой. Однажды они вмести пили вино сидя на заднем дворике её поместья. Она пыталась его совратить. У неё был необычный, но приятный гортанный смех.
Крышка гроба закрылась.
Казнь закончилась, и люди стали неторопливо расходиться.
И только я стоял на месте и продолжал следить за эшафотом. Только взгляд мой был направлен вовсе не на палача-паладина, — которого я всё равно запомнил, — но священника в чёрной робе, который поднимался в карету. Когда она пришла в движение, я быстро направился за ней.
51. укус
Согласно старинному закону, приговорённому на смерть позволяют исповедаться. Исповедь происходит в приватной обстановке, если только заключённый не проявляет чрезмерного упорства. В данном случае священник говорил про «третий раз». Значит, до этого момента женщине предлагали излить душу по меньшей мере дважды. Где? Её возили в церковь? Нет, слишком проблематично. Скорее всего они вызывали самого священника — вызывали в ту самую тюрьму, в которой держали вампиров.
Сперва я волновался, что наше преследование заметят, однако вскоре стало понятно, что скрывать направление, в котором двигалась карета, никто не собирался. Её колёса гремели по неровной кладке старинных улиц пока не выехали на людную площадь, посреди которой возвышалось грандиозное здание столичного собора.
Священник вышел и прошёл через массивные каменные врата в помещение.
Двери за ним оставались открыты.
Любой желающий мог посетить обитель Божью и прочитать молитву.
Я воспользовался приглашением и осмотрел внутреннее убранство собора. Для посетителей — которых было великое множество согбенно сидящих на каменных скамейках — был открыт просторный зал, чёрные камни которого обливали светом многочисленные свечи. Священники время от времени использовали незаметную дверь в другом конце помещения возле алтаря, которая, насколько я понимаю, вела в их комнаты и опочивальни.