Эми вскочила на нога, засуетилась, собирая мусор, складывая грязные тарелки.
— Сполосни только как следует чашки, и будем считать их чистыми, идет? — предложил он.
Разумеется, она была согласна.
— Иди в палатку. Я сам все сделаю. Зачем мокнуть обоим?
— Не глупи, я помогу.
Дождь усиливался. Порывистый ветер укрыл луну облаками, свет померк. Эми окунула чашки в остатки горячей воды. Джек запихал оставшееся снаряжение в рюкзак, отнес его на берег и засунул под перевернутое каноэ, а котелок, чашки и тарелки разложил сверху.
Эми ему помогала.
— А зачем мы это делаем? — спросила она, пристраивая тарелку на выпуклом днище. — Если мы хотим высушить тарелки, это, наверное, не самое лучшее место.
Дождевые капли разбивались об алюминиевое дно лодки с легким металлическим звуком. В тарелках уже начала собираться вода.
— Это на случай прихода медведей. — Здесь медведей, конечно, не так уж много, не то что в Йеллоустонском парке, где они настолько привыкли к людям, что научились открывать мусорные контейнеры и багажники автомобилей. — Если медведь попытается добраться до рюкзака, тарелки загремят и напугают его. Хорошо, что ваша семья все еще пользуется металлическими тарелками и чашками. От пластика такого шума не будет.
— Две жестяные тарелки и этот чайничек смогут напугать медведя?
Вопрос резонный.
— Во всяком случае, они разбудят и напугают нас.
— Буду ждать с нетерпением, — отозвалась она.
Джек почувствовал, что от дождя у него начинают намокать волосы, но, кажется, все уже было убрано. Он подтолкнул Эми, заставляя ее поторопиться в укрытие, а сам вернулся к костру, чтобы взять фонарь.
Когда он подбежал к палатке, Эми уже была внутри. Он поднял полог, осторожно просунул фонарь внутрь и не отпускал, пока не почувствовал, что она крепко его взяла. Затем забрался сам.
Сидеть пришлось по-турецки. Это была старомодная походная палатка, с треугольными боковинами и крутыми стенками. В длину она составляла не больше семи, а в ширину — не больше четырех с половиной футов. Высота центральной стойки не превышала четырех футов.
Эми держала фонарь в вытянутой руке. Его зеленый металлический абажур был усеян капельками дождя, и он весь шипел.
— Почему он издает такой жуткий звук?
— Не знаю. Не волнуйся, он не взорвется.
Он оглядел палатку, ища, куда бы его пристроить. Сверкающий металлический крючок на крепкой ленте был вшит в центральный шов. Джек взял фонарь и, повесив его там, потихоньку отпустил, надеясь, что палатка не рухнет под его весом.
— Ты будешь биться о него головой, — заметила Эми.
Фонарь находился как раз в центре их временного жилья, его основание оказалось на расстоянии трех футов от пола палатки.
— Ты тоже, — возразил он, — Я не буду.
Эми начала раскатывать спальные мешки. Она знала, что он наблюдает за ней — ждет, что она ударится о фонарь. Тогда она решила устроить из этого небольшое шоу, взмахивая рукой, поднимая плечо, встряхивая головой, двигаясь на расстоянии полудюйма от фонаря, но ни разу его не задев. И делала она это, даже ни разу в сторону фонаря не взглянув, она просто знала, где он. Каким же чувством пространства она обладала!
— Как у тебя это получается?
— Не знаю. Просто получается… Хотя это легко, потому что существует изменение звука и температуры.
— Но ты, наверное, могла бы сделать это и без изменения звука и температуры?
— Вероятно.
Что означало «конечно». Джек тряхнул головой. Он-то думал, что у него хорошие рефлексы, но по сравнению с ней у него была реакция, как у неповоротливого, впавшего в спячку животного.
Эми попросила его сесть на разостланный спальник, чтобы она могла раскатать другой. Для этого ей пришлось развернуть его перед собой, переместиться на другой конец и расправить. Ее нежная кожа светилась в резком свете фонаря, а от свитера шел слабый запах шерсти.
Самое время для небольшого разговора. Разумеется, оба они находились здесь с общей целью, оба поглощены своей ролью благородных спасателей, быстроногих гонцов, но возможно, именно это и подтолкнуло его к выяснению их отношений. Ты так мила, детка, но я не собираюсь к тебе клеиться.
Хотя Эми вряд ли была «милой». Казалось, она совершенно не сознает своей сексуальности.
Он набрал в грудь воздуха. Это нелегко, но он должен это сделать.
— Когда я в последний раз попытался кое о чем с тобой поговорить… — он имел в виду злополучный разговор у костра на озере, — я все здорово скомкал.
Она улыбнулась:
— На самом деле ты сказал больше, чем хотел.
— В детстве у меня была книга про короля Артура и его парней. Когда какой-нибудь рыцарь спасал даму и они путешествовали вместе, он всегда говорил, что когда они будут спать, между ними будет лежать меч. Тогда я этого не понимал. Сейчас-то, конечно, понимаю, и поскольку меча у меня с собой нет, думаю, мы можем использовать весло, хотя весла еще более сырые, чем мы, и…
Он умолк. Это не спасало дела.
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
Так, вот это уже лучше. Ты понимаешь, что я имею е виду. Ему достаточно сказать это.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — парировала она. — Но мне кажется, что тебе понравился сегодняшний день.
При чем тут это?
— Я наслаждался каждой секундой. Ты это знаешь. Мне кажется, я никогда и ни с кем не чувствовал большей близости… не только с женщиной, ни с кем. — О Боже, он снова за свое, начинает слишком много говорить. Он никогда не говорил о себе. Тогда почему он так разболтался? — Но наверное, это потому, что в детстве у меня никогда не было собаки. Может, у меня выработались бы более высокие критерии товарищества, если б у меня была собака.
— Конечно, было бы лучше, будь я собакой — на тот случай, если придет медведь, но тебе не кажется, что есть некоторые преимущества в том, что я женщина?