Выбрать главу

Он пристально смотрел на нее, и она покраснела под его взглядом, опустила глаза.

За стеной в комнате соседки гулко старинным звоном забили часы. Ольга испуганно ойкнула — скоро ей нужно уходить.

— Папа, ты же в баню собирался, — воскликнула она, — так иди к своему Аристарху Аристарховичу. Только сними сначала эту свою одежду, смотреть не могу. — Она таинственно приложила палец к губам, полезла под кровать за чемоданом и вытащила аккуратно сложенный темно-синий костюм отца, пролежавший в этом чемодане столько лет. — Вот, надевай. Его еще мама гладила, ждала тебя и чуть ли не каждый день гладила. Надевай и отправляйся, смывай грехи.

Она сказала это без всякой задней мысли, но неожиданно для самой себя уловила в своем голосе упрек и, покраснев, отвернулась. Краем глаза она видела, как отец погладил рукав пиджака, потерся о него щекой и, зажмурившись, покачал головой.

— Роскошный костюм, — сказал он, — неужели я носил костюмы из бостона? — Он надел брюки, которые оказались ему так широки, словно сняты были со слона, и захохотал: — Брюхо! У меня было брюхо?! Нет, не мой это костюм. Не мой. Тащи обратно в зоопарк.

— В какой зоопарк, зачем? Ушить только надо немножко…

— Ничего не надо ушивать. Неси, откуда принесла. Не мой! Не было у меня брюха. Я всегда изящный был, стройный…

— А я говорю, было. Не брюхо, а брюшко. Было. Было! — Ольга смеялась, топала ногой. — Уютное брюшко, мягкое, упругое, как мячик. И я тебя всегда бодала в него. Вот так. — Ольга пригнулась, макушкой ударила отца в живот.

Леонид Трофимович отскочил, захохотал еще громче:

— Вспомнил, теперь вспомнил. Было брюшко.

— Было, а сейчас доска стала, не живот, — Ольга потерла ладонью макушку, — как буду я тебя бодать? Недолго и голову расшибить.

— Да, положение безвыходное, — согласился Леонид Трофимович.

Ольга быстро ушила ему брюки, переставила на пиджаке пуговицы, погладила костюм. Леонид Трофимович переоделся и сразу стал похож на свою старую фотокарточку, которую Ольга всего месяц назад повесила над кроватью. Ему, видимо, было непривычно в костюме, он расставлял руки, неестественно приподнимал плечи, но прошло минут десять, и он обжил его, походив по комнате.

— Мы вместе пойдем, папа, — сказала Ольга, — я провожу тебя.

На улице светило солнце. Весело желтели на деревьях последние листья. Было тепло. Из домов повылазили старушки, сидели на стульях возле своих парадных. Солнце отражалось в витринах магазинов, окнах домов, в высоких стеклянных колбах тележек с газированной водой. Леонид Трофимович держал Ольгу под руку — она шла, краснея от непонятного смущения, — вертел по сторонам головой, останавливался у тележек с газированной водой, у газетных и табачных киосков, шутил с молоденькими продавщицами, которые тоже заражались его весельем, а некоторые начинали даже кокетничать. Ольга никогда не задумывалась, красив отец или нет. Сейчас же постаралась взглянуть на него со стороны, глазами этих девушек, и пришла к выводу, что лицо у отца хоть и суровое, но выразительное, с крутым упрямым подбородком, большим лбом и умными глазами.

Мимо проехал грузовик — в кузове его стояли две коровы, надменно глядя на шумную городскую улицу. Леонид Трофимович охнул, увидев их, сказал:

— Вон они едут, мои возлюбленные. Нравятся? Гляди, привыкай, скоро в деревню поедем.

— В какую деревню, зачем? — Ольга удивилась и засмеялась.

— Как — зачем? Работать. — Леонид Трофимович прищурился, с усмешкой поглядел на Ольгу, — она не поняла, шутит он или нет. — Я ведь, тебя ожидая, вчера зря время не тратил. В горкоме был, договорился. Поеду в колхоз председателем.

— Ты — председатель колхоза?

Ольга остановилась и снова, как недавно в комнате, почувствовала раздражение. Нет, он не шутил. Но разве можно о таких вещах говорить так сразу, так несерьезно, с каким-то мальчишеским легкомыслием. «В деревню поедем…» И не спросил, согласна ли она ехать, даже не посоветовался. Ни разу с самой встречи он не рассказал ей ни о себе, ни о своих планах и вдруг ни с того ни с сего огорошил таким сообщением. Только что вернулся домой, не огляделся и уже торопится куда-то уезжать. Странный, непонятный человек.

— Да, я — председатель колхоза. — Леонид Трофимович сказал это таким голосом, словно вопрос Ольги показался ему нелепым. — И тебе найдется работенка. Нужны в деревне учителя. Или не поедешь?

— Ах, папа, ну можно ли так, — почти с раздражением проговорила Ольга. — О таких вещах и так говорить. Да и не место здесь и не время. Неужели не понимаешь сам…