От избы осторожно шла к хлеву Анна. Пальцы вытянутых рук шевелились, как листья на деревьях. Казалось, они ощупывали воздух. Волосы ее растрепались, запутанными прядями спадали на узкие крутые плечи. Глаза смотрели вверх, и были они цвета луны. Анна шла боком, прямая, напряженная, прислушиваясь к тишине ночи.
— Господи, красивая ведь она у нас, — сказал старик и позвал: — Сюда иди, Аннушка!
— Коровушку пришла посмотреть, — виновато проговорила Анна, входя в хлев.
«Слепая-то!» — подумал Павел и сказал:
— Смотри.
Анна протянула руку. Шерсть у коровы была жесткая, как щетина. Пальцы Анны двигались быстро, легкие, но напряженные. Корова подняла голову, доверчиво смотрела на женщину. Анна нащупала рога, острые, твердые, как гранит, прижалась к ним щекой, спросила:
— Тебе, чай, в дорогу пора, Павлуша?
— Скоро уже, — ответил Павел.
Старик потоптался на месте и, держась за стену, пошел к выходу.
Павел хотел помочь, но старик отстранил его:
— Доберусь… с посошком…
Он ушел. Прижимаясь к теплой, пахнувшей потом корове, Анна осторожно гладила курчавые завитки у нее на лбу между рогами.
— Смирная, — сказала она.
Павел молчал.
— Смирная, — повторила Анна и, снова не дождавшись ответа, спросила растерянно: — Ты здесь, Павлуша?
Все так же молча Павел подошел, обнял ее. Анна виновато улыбнулась, благодарная за ласку, прижалась к нему.
— Страшно мне одной, Павлуша.
— А ты не одна, — сказал Павел, — ты теперь дома.
Он сел на солому, усадил рядом Анну. Кофта ее расстегнулась, сползла, обнажив плечо. Луна перед рассветом уже начинала бледнеть, полумрак в хлеву становился гуще, но Павел хорошо видел белое тело Анны, ее тонкую крутую шею и узкую, похожую на желобок, выемку, спускающуюся к груди.
— Анюта, — сказал он.
Под крышей засвистел ветер. Анна зябко повела плечами, поправила кофту.
— Аннушка, — повторил Павел. Он обнял ее, привлек к себе.
— Снова я с тобой, — срывающимся шепотом проговорила Анна, придвинулась к Павлу.
Где-то залаяла собака. Корова вздрогнула, приподняла уши, прислушалась. Потом согнула передние ноги, стала на колени, грузно легла на землю. Сонно моргая, она посмотрела на людей, захватила губами пучок соломы и стала жевать, мерно похрустывая.
…Павел прикрыл лицо ладонью, стал слушать легкие шаги ветра по хрустящим листьям. В тишине запахло рекой, и вместе с запахом ила и водорослей Павел впервые за эту ночь ощутил холод. Ему захотелось встать, но, услышав спокойное дыхание Анны, он не шевельнулся. Снова засвистел под крышей ветер и прошел по лицам людей. Павел приоткрыл рот, вдохнул полной грудью воздух. Воздух был упругий, и Павел втягивал его, будто пил. От этого стало теплее. Павел долго лежал, смотря через щель в крыше на красноватую, тускло мерцающую в небе звездочку.
— Чувство есть у меня такое, Аннушка, — наконец сказал он, — не может теперь пуля меня тронуть. Никак не может. Ежели и тронет, так на карачках доползу до ихнего города Берлина.
Анна молчала. Голова ее лежала на плече Павла и была тяжелая, словно камень. Павел чувствовал, как постепенно немеет его рука, будто разбухает, и уже не повинуется ему.
Анна не двигалась. Павел осторожно пошевелил затекшими пальцами. Анна вздрогнула, приподнялась на соломе:
— Уже пора?
— Пора, — ответил он, встал, вышел во двор.
Луна почти совсем потеряла свою яркость. Недвижимая, она лежала среди поблекших звезд. На востоке, словно щель в небе, появилась едва заметная розовая полоска. Края ее были неровны и захватывали часть огромного облака, нависшего над горизонтом. Освещенное изнутри, облако было грязно-серого цвета, цвета разведенной извести. Оно отбрасывало от себя жидкие отблески. Но они еще были так слабы, что таяли в холодном воздухе, поглощаемые тьмой.
На земле сейчас было темнее, чем в небе. Воздух был мягкий и свежий. Каждый звук падал в тишину легко и гулко. Скрипели ветвями деревья, бились оконные ставни, шелестели засохшие листья.
Павел услышал, как позвала его Анна, но не обернулся, быстро пошел в избу.
Старик сидел у стола, смотрел в окно. Павел постоял возле него, сказал:
— Прощаться надо, батя.
Старик хотел встать, но не смог и только беспомощно проговорил:
— Дай бог свидеться.
— Свидимся, — ответил Павел. Он подошел к печи, окликнул Ваню.
Мальчик шевельнулся, но не ответил. Павел встал на приступок, осторожно стянул его вниз. Ваня спал, от него пахло чем-то свежим и чистым, похожим на аромат леса и свежих трав. Он был тяжелым и теплым. Тепло передавалось Павлу, обволакивая все его тело, Павел закрыл глаза, почувствовав биение крови в висках.