– Дорогой полковник. Я, наверное, умру, не дождавшись уничтожения Казанского порохового завода. Скажите, почему это предприятие по-прежнему успешно работает? Почему вы его до сих пор не уничтожили?
Полковник молчал. Он просто не знал, что ответить на обвинения адмирала.
– Даю вам шесть месяцев, полковник Шенгарт. Выбирайте сами, либо вы, либо завод.
После проведенного Канарисом совещания число групп, заброшенных в тыл советской армии, резко возросло. Тарасов был временно откомандирован в Варшавскую разведшколу. По личному распоряжению полковника Шенгарта он был включен в особую группу, которую возглавлял майор Менц. В программу его обучения входили: радиодело, топография, агентурная разведка, методы работы органов НКВД, организация Красной Армии. Несмотря на недостаток образования, Александр неплохо усваивал данные дисциплины и неоднократно поощрялся начальником курса за знание предметов и природную смекалку.
Примерно за два месяца до окончания курсов майор Менц определил специализацию Тарасова: он должен будет заниматься глубокой разведкой предприятий военно-промышленного комплекса. Имея образование инженера, майор включил его в состав своей группы, которая состояла всего из пяти человек. Они выезжали в Берлин, Кенигсберг, Данциг, где посетили моторостроительный, вагоностроительный заводы, предприятие по изготовлению пропеллеров и шасси, побывали на аэродромах под Варшавой и в местечке Ланфур.
В Данциге Тарасову поставили учебную задачу: проникнуть нелегально на судостроительную верфь, осмотреть все цеха и выяснить количество ремонтируемых и строящихся судов, а потом незаметно уйти и описать все увиденное. Для выполнения этого задания Тарасов смог подкупить одного из перевозчиков, который оказался из числа первой волны русской эмиграции, и на его лодке по каналу незаметно проник на территорию верфи. Осмотрев там двенадцать строящихся судов, четыре спущенных на воду подводные лодки, посетил механический и сварочный цеха и снова по каналу выбрался с верфи. После этого предоставил майору Менцу полное ее описание.
В процессе обучения Александр подготовил для майора около пятидесяти подобных документов о военных объектах вермахта. Наряду с этим его интенсивно учили определять по фотосъемкам, чертежам, моделям типы и конструктивные особенности выпускаемых предприятием самолетов. После шести месяцев обучения в Варшавской разведывательной школе Тарасов вернулся в Борисов. Это был уже не тот Тарасов, каким его помнило местное руководство школы, а матерый и хорошо знающий свое дело разведчик-диверсант.
***
Впервые за все это время полковник Шенгарт принял Александра стоя.
– Проходи, Татарин, – предложил он ему и рукой указал на кресло. – Присаживайся. Чай, кофе?
Тарасов отрицательно мотнул головой и сел. После перенесенной три месяца назад операции внешность его заметно изменилась. Сказать, что врачам полностью удалось убрать с его лица шрам, нельзя, однако он теперь не так бросался в глаза.
– Неплохо выглядишь, Татарин, – словно констатируя факт, произнес полковник. – Доктора хорошо потрудились над твоей внешностью.
– Спасибо, господин полковник. Это все результаты вашей заботы.
Шенгарт сел в кресло и открыл тонкую, обтянутую кожей папку. Он вынул из нее несколько машинописных листов и положил их перед собой.
– Я хотел бы вернуться к нашему разговору о Казани. Как докладывает агентура, о вашем аресте никому среди ваших близких друзей и знакомых неизвестно. Да и люди, проводившие данную акцию, в системе НКВД республики и города уже не работают. То есть людей, знавших вас в качестве врага народа, нет. Вы, наверное, уже поняли, к чему я клоню. Вы должны, Татарин, сделать то, что раньше не удалось сделать Пиону, – уничтожить пороховой завод.
Полковник сделал паузу, чтобы перевести дыхание. За эти полгода, что отсутствовал в школе Тарасов, Шенгарт здорово сдал. Лицо его обрюзгло, под глазами появились большие темные мешки.
– Я служу в разведке около сорока лет. За это время я никогда не испытывал угрызений совести. Все, что мне поручалось, я исполнял в срок и качественно. Сейчас, когда идет война в этой стране, удача отвернулась от меня. Мои старые добрые друзья не хотят общаться со мной, показывают на меня пальцем, смеются за моей спиной. Это страшно, Татарин, когда тебя перестают уважать.