Анканау в отчаянии ломала руки, пока не спохватилась, что вода в котле стала бурлить.
- Кинэу, - осторожно начала девушка. - Как мне избавиться от него?
Шаманка всплеснула руками, несколько раз в страхе поклонившись деревянному идолу, стоявшему у дальней стены яранги.
- Анканау, что же ты говоришь? - женщина была потрясена. - Да знаешь ли ты, что во всем Уэлене не сыщешь охотника лучше, чем Нутетеин? Он всю жизнь будет о тебе заботиться и оберегать. А каков он из себя? Взгляни на соседок - все тебе завидуют! Сколько эвенков мечтало породниться с ним, а он выбрал дочь кочевника.
- Мне все равно, - безразлично пожала плечами Анканау. - Чужой он мне и родными никогда не станет.
- Не гневи богов, девочка, - продолжала Кинэу, - ты посмотри, как он тебя любит, как балует! Сколько красивых тканей и украшений выменял у белых людей за песца и моржовые клыки, только чтобы тебя порадовать.
- Мне ничего этого не нужно, - упрямо твердила эвенка, машинально помешивая в котле густое варево, - я хочу быть свободной, как ты. Ты ведь живешь одна!
- Э, девочка, одной жить плохо. Трудно, - кряхтела старуха. - Когда человек не может сам себя прокормить, он должен уйти за облака. Это ты, доченька, еще держишь меня здесь, помогаешь. А так... - она безнадежно махнула рукой. - Несколько лет назад сожгли ярангу старика Кэминэя. Вошли как-то к нему, а он уже давно был мертв. И собаки обглодали его лицо. Страшно так умирать.
- Все лучше, чем с ним, - упрямо повторила Анканау, усаживаясь напротив старухи. - Тошно мне, плохо...
Анканау опустила голову и тихо заплакала. Ей живо вспомнилась родная яранга, веселый смех сестренок, поучительные сказания отца, ласковая, тихая мать и ...свобода!
- В тебе много добра, - погладив по руке девушку, сказала шаманка, - но и много гнева. Он точит твою душу, иссушает, не дает быть счастливой. Ты не похожа на нас. Но запомни одно: в такие мятущиеся души очень легко проникнуть злу. Ты и заметить не успеешь, как тьма овладеет тобой.
Анканау перестала плакать и смотрела на шаманку.
- Мы с тобой затеяли противное природе дело. Дети - это жизнь, а ты сама от себя эту жизнь отталкиваешь. Радуйся, что у тебя есть такой любящий и сильный муж, другим повезло меньше. Послушай меня, дочка. Живи по совести, как нам богами предписано, тогда и жизнь твоя будет чистой и светлой.
Анканау ушла от Кинэу разбитой.
Стремительно темнело, а это значило, что скоро должен вернуться Нутетеин. От этой мысли девушка вновь расплакалась. Что же делать, если не получается жить, "как предписано богами"? Как жить, если твое настоящее каждый день, по кусочкам будто выжигает душу?
Анканау ушла в полог и легла. Хороша хозяйка, нечего сказать - за весь день ничего не сделала, даже в яранге не прибралась. Нутетеину это не понравится, но он как всегда ничего не скажет. Одно время ей доставляло удовольствие унижать его, особенно при соседях. Сейчас уже было все равно.
Лишь однажды на ее памяти ей удалось разозлить мужа настолько, что он отвез ее к отцу.
Была весна, и мужчины уплыли на байдарах бить моржа. Тот год был очень удачным, потому что эвенкам удалось найти огромное лежбище моржей чуть западнее Уэлена. Вернулись с богатой добычей, которая обеспечивала сытую и теплую зиму. Жены и дети встречали охотников у самой кромки воды, шумно радуясь возвращению добытчиков. Анканау же в тот день специально осталась в яранге.
Выйдя на берег, Нутетеин подавил в себе разочарование, когда не увидел своей любимой Анканау. Она никогда не встречала и не провожала его. Но Нутетеин все равно упрямо продолжал искать глазами ее высокую фигуру каждый раз, когда возвращался с охоты. И точно так же в надежде оборачивался, отправляясь на промысел.
Эвенкские женщины бурно радовались возвращению мужей, многие уже разделывали огромные моржовые туши и таскали мясо в кожаных мешках к себе в земляное хранилище. Но Анканау по-прежнему нигде не было видно. Соседи смотрели на Нутетеина с сочувствием. Разделывать и таскать добычу считалось исключительно женским делом, и мужчине было позорно браться за него. Но молодому охотнику ничего не оставалось, как набить мешки моржовыми кишками, шкурой, мясом и, сгорая от стыда, потащить на самый край Уэленской косы к родной яранге.
Анканау в это время ухаживала за собаками, которые в чужом краю были ее единственными друзьями. Когда открылась дверь, и на пороге возник Нутетеин, она невольно сжалась. С первого взгляда она поняла, что муж взбешен. От него исходили волны холодной ярости, когда он вонзил в девушку колючий взгляд раскосых глаз.
Анканау не привыкла видеть его в таком состоянии и невольно сделала шаг назад. Нутетеин молчал.