– Поздравляю!
У Джо на лице висела все та же, отнюдь не ласковая, улыбка, Ренни разглядывала коврик на полу. Минута молчания.
– А в чем, собственно, дело? Что не так? – спросил я, пытаясь выяснить, чего мне бояться.
– Ну, скорее всего, в том, что мы не уверены, кого, собственно, имеет смысл с этим поздравить, – сказал наконец Джо.
– Почему? – я зарделся. – Вы что же, боитесь, что отцом могу оказаться я?
– Я, по большому счету, ничего не боюсь, – сказал Джо. – Но отцом можешь оказаться и ты.
– Фу ты, Джо, поверь мне, тебе тут совершенно не о чем беспокоиться, – и я не без удивления посмотрел на Ренни, которой, на мой взгляд, не стоило бы выдумывать лишние сложности.
– Ты хочешь сказать, что всякий раз предохранялся. Я это знаю. Я знаю даже, сколько раз тебе приходилось это делать и какие именно контрацептивы ты предпочитаешь, Джейкоб.
– Так в чем же дело-то, черт побери?
– Дело в том, что и я тоже всякий раз использовал контрацептивы – и, если уж на то пошло, те же самые.
Я сомлел. Пистолет.
– Следовательно, – продолжил Джо, – ежели, как меня уверяет мой нежный друг Ренни, наш треугольник никогда не был прямоугольником и если не врет ее акушер, когда говорит, что презервативы дают гарантию примерно на восемьдесят процентов, поздравления можно считать взаимными. Фактически, при прочих равных, у нас один шанс из четырех, что отец именно ты.
Ни голос Джо, ни светлое его чело не выдавали, в каком таком свете он эту вероятность рассматривал.
– А ты уверена, что и в самом деле беременна? – спросил я у Ренни. И, к вящей моей печали, голос мой на этой фразе дрогнул.
– У меня… у меня большая задержка, – сказала Ренни, два или три раза прочистив горло. – И последние два дня меня постоянно тошнит.
– Ну, знаешь, тебе не так давно уже казалось, что ты залетела. Она покачала головой.
– Там я сама себя накрутила. – Ей пришлось подождать секунду, прежде чем она смогла сказать что-то еще. – В тот раз я хотела забеременеть.
– Сомневаться особо не стоит, – сказал Джо. – И строить на сомнениях надежды. Если срок в пределах месяца, акушер, конечно, не станет давать гарантий, но Ренни свои симптомы знает.
Я вздохнул неопределенно, ведь Джо еще даже и намеком не дал понять, что он чувствует.
– Н-да, это несколько усложняет дело…
– Ты так считаешь? И какие ты здесь видишь новые сложности?
– Мне кажется, все от вас зависит, от того, как вы сами на это смотрите.
– Да брось ты. Послушай, Хорнер, тебе придется наконец определиться. Ренни от меня на том же расстоянии, что и от тебя.
– Нам, наверное, нужно было подумать о такой возможности, – рискнул я заметить.
– То есть ты хочешь сказать, что это мне нужно было подумать, прежде чем посылать Ренни к тебе? Я и рассматривал самые разные варианты. Но это вовсе не означает, что я должен быть в восторге, если она беременна твоим ребенком. И мне такая перспектива, да будет тебе известно, ни хрена не нравится, и ничего подобного я не хотел и не ждал. Но вот о возможности этого я думаю прямо с той минуты, когда впервые услышал, что ты ее трахнул. А если вы не думали, то, извините, это ваша собственная дурь.
– Я вообще о таких возможностях стараюсь не думать, – и я улыбнулся печально. – Если все холостяки только об этом станут думать, ох и одинокая у них будет жизнь.
– Боже упаси,
Я пожал плечами. Мне было неясно, насколько я вправе испытывать раздражение: ситуация была уж слишком запутанная. Мы опять помолчали. Джо неторопливо жевал на большом пальце ноготь, Ренни по-прежнему гляделась в коврик, а я все пытался изгнать пистолет из поля зрения и вообще из головы.
– Ну, и что ты предлагаешь, а, Джо?
– Ты мне это перестань, – взвился Джо. – Это не только мой ребенок. Что ты предлагаешь?
– А что я могу предложить, если даже не знаю, собираетесь вы его оставить у себя, или отдать на усыновление, или еще чего. Ты прекрасно знаешь, я оплачу акушера, и клинику, и все такое, и дальше буду помогать, если ты решишь его оставить, а если на усыновление, тоже сделаю все, что в моих силах. Если б я сам мог его вырастить и воспитать, так бы и сделал.
– Но блевать-то ты за Ренни не сможешь, и схватки родовые тоже ведь напополам не разделишь.
– Нет, здесь от меня вряд ли будет толк.
– Ты слишком все упрощаешь, даже когда говоришь, если я, мол, приму решение оставить ребенка. Ты перекладываешь ответственность на одного меня. Обещаешь взять на себя расходы, но дело-то не в этом, и ты это прекрасно знаешь. Перевести проблему в план практический, деньги там, туда-сюда, милый мой, слишком просто. Я был бы тебе весьма признателен, если бы ты просто взял на себя свою долю ответственности. Только не бей себя пяткой в грудь и не тяни все это гребаное одеяло на собственную задницу. Тоже слишком просто.
– И как же это сделать – взять на себя свою долю ответственности? – спросил я. – Объясни, я готов.
– Тогда, бога ради, займи хоть какую-нибудь позицию и держись ее, чтобы мы знали, с кем имеем дело! И не отбрасывай мячик мне. Как тебе кажется, что я должен делать? Скажи Ренни, что ты хочешь, чтобы она сделала, и чего ты хочешь от меня, а потом мы тебе скажем за себя. И вот тогда, с божьей помощью, можно будет наконец взяться за дело всерьез!
– Джо, у меня четких мнений нет, – твердо сказал я. Беда была, конечно, в том, что у меня их было слишком много. Я болел за всех за нас разом.
Джо соскочил с кровати, схватил пистолет и направил его мне в лицо.
– А если я тебе скажу, что спущу курок, будут у тебя мнения по этому поводу? К горлу у меня подкатила тошнота.
– Валяй, жми собачку.
– Зараза; значит, ты вообще никогда и ничего не сможешь решить. – Он положил пистолет назад на подставку. Ренни наблюдала за этой сценой со слезами на глазах, но плакала она не по нам.
– А что ты собираешься делать? – спросил ее Джо достаточно резко, и, когда она покачала в ответ головой, я заметил, что глаза у него тоже подернулись влагой, хотя выражение лица не изменилось. Нет, не было против меня альянсов: всякий плакал о своих печалях.