К тому времени, когда в семье Степана Ивановича и Евдокии Степановны появился первенец мужского пола, в Лодейно мужиков с фамилией «Конев» насчитывалось уже тридцать девять. Иван оказался сороковым.
Вторым ребёнком Коневых стала девочка. Назвали её Марией. Но день её рождения был омрачён смертью матери. Такое прежде случалось довольно часто. Женщины умирали родами. Воспитательницей Ивана и его младшей сестры Маши, как говорили в деревне, нянькой, стала тётка, младшая сестра отца Клавдия Ивановна. Судьба повторялась в роду Коневых: родители Степана Ивановича, Клавдии Ивановны и двоих их братьев умерли рано, и Степан Иванович, ещё неженатый, остался с малолетними братом и сестрой на руках, заменив им и отца, и мать.
Первым другом Ивана в детстве был его дядюшка, Григорий Иванович Конев, младший брат отца. Этот Григорий Иванович был всего на несколько лет старше своего племянника. Все детские забавы дядюшка и племянник делили вместе. Как и Иван, Григорий рано остался сиротой. И его тоже воспитывала Клавдия Ивановна, в замужестве Мергасова. Одному из них она доводилась тёткой, а другому сестрой. Но обоим, по самой своей сути, — матерью.
Был у Вани Конева и ещё один дядя — Фёдор Иванович. Отслужив в царской армии в уланском полку, он поступил в полицию, состоял в должности местного урядника и обязанности свои исполнял исправно и с завидным рвением, которое порой смущало сельчан, в том числе и Коневых.
Что такое детство в деревне? Воля! Рядом лес, река. Грибы, ягоды. Пескариные места и щучьи заводи. Река Пушма невелика, но и не мала. Чем-то похожа на среднерусскую реку Угру. И размерами, и берегами, и своими рыбными омутами. Но и домашние обязанности были частью детства будущего маршала. С шести лет Иван был приучен к труду. Когда взрослые, в том числе и дядя Григорий, уходили, к примеру, на полевые работы, на сенокос или в лес, заготавливать на зиму дрова, его оставляли домовничать. Что значит домовничать в крестьянском дворе? В первую очередь, конечно, сторожить дом. Одновременно приглядывать за домашним хозяйством. А что значит — приглядывать? Нет, это вовсе не глядеть со стороны. Убраться в доме, подмести полы, прибраться во дворе. Выпустить из курятника кур, покормить их, поставить воды. Вынести месива свиньям. Почистить за ними. Встретить с полей корову. А если запаздывает домой хозяйка, то и подоить её. Вечером загнать в хлев овец. Наносить воды, дров. Начистить картошки. Если пошёл дождь, убрать всё, что может намокнуть, под крышу. Хозяйство…
Но детство есть детство. Проказничали.
Однажды дядя Григорий сказал племяннику:
— Вань, хочешь я тебя летать научу? Как тут не согласиться?
Северные дома высокие. Дядя спустил племянника на полотенце в окно и начал раскачивать.
— Ну как? Летаешь? — кряхтя от напряжения, спрашивал дядя, раскачивая племянника всё сильнее и выше, так что тот вскоре стал подлетать к обрезу кровли, к самым причелинам.
— Летаю!
И Ванька полетел…
Вечером, когда царапины немного подсохли, а синяки проявились во всей своей лиловой красе, отцу он объяснял, что упал, выгоняя из огорода соседского козла.
Дом Коневых стоял на бойком месте, на юру, как говаривают в здешних краях. Служил он не только хозяевам, но и проезжим подводчикам. А потому, в бойкую пору, когда по большаку на Великий Устюг и обратно шли обозы, превращался в самый настоящий постоялый двор.
Подводчики — народ простой. Но интересный. И разговоры у них были интересные. Всё же бывали они в разных краях, многое успевали повидать, о многом слыхивали. Многое могли рассказать.
Иногда в доме на юру останавливались постояльцы побогаче — приказчики, лесоторговцы. Вот тогда уж самовар на стол! Иван бежал в местную лавку за баранками и сахаром, за махоркой и водкой. Приказчики — те хоть и выглядели как настоящие господа, но почти все были из вчерашних крестьян. Курили махорку, чай пили вёдрами. Да и речи вели всё о том же. Вот, бывало, засидятся за полночь, захмелеют и — пошли языками чесать, рассказывать разные были и небылицы, сказки да побасёнки. У иного речь цветистая, заковыристая, с прибаутками да шутками, так что не сразу и поймёшь, к чему он клонит. За извилистой дорогой пути не видать… Особенно нравились Ивану истории о войне. Дух захватывало, когда кто-нибудь из постояльцев заводил рассказ о том, как служил солдатом в полку: «А вот как отдали меня, братцы мои, в полк, а полк наш стоял там-то, тут я жизнь повида-а-ал!.. Плюй в ружьё, да не мочи дула!.». — «А на войне ж ты бывал?» — спрашивали его. «А как же!» — отвечал тот, будто только и ждал этого вопроса. И начиналась какая-нибудь удивительная или страшная история о Русско-турецкой войне или походе генерала Скобелева в Закаспийскую область, чтобы усмирить непокорных текинцев. В то время ветеранам Шипки было по пятьдесят лет, а участникам Ахалтекинской экспедиции и того меньше. Только что отгремела Русско-японская война, и в местную казёнку заходили инвалиды в распахнутых шинелях, чтобы опрокинуть стакан-другой за здоровье государя императора и за упокой души героя Порт-Артура адмирала Макарова.
Заметил Иван, что над теми, кто не послужил в солдатах, посмеивались, порой зло: «Грешно чужою кровью откупаться». Или: «Служить, так не картавить, а картавить, так не служить, как говорил Суворов-батюшка». Поглядывали приказчики на стройного парня, говорили и ему: «Вот вырастешь, и тебя под красну шапку отдадут…»
И деревенский мальчик, слушая эти истории, очень похожие на те, которые он знал по книжкам, понимал, что на свете есть другая жизнь, более интересная. И «красна шапка» казалась ему вовсе не тяготой судьбы, а почти что счастьем — пропуском в новую и необычную солдатскую жизнь, где гремят ружейные залпы, ухают пушки, звучит булат, визжит картечь, и с гулом летит конная лава, чтобы смять атаку противника… Эх, сказка, а не жизнь!
Когда Иван и дядя Григорий подросли, отец стал их брать в лес, на лесозаготовки. Конев вспоминал: «Зимний лесоповал — нелёгкое мужское дело. Сосны огромные. Надо её подрубить, свалить в нужную сторону, обрубить сучки, распилить, поднять на сани и отвезти к речке Пушме…» По реке лес сплавляли до деревни и дальше, смотря по надобности. Но прежде сплачивали, связывали в плоты, чтобы не растерять лес и труды всей зимы на водном пути. «Работа не для мальчика, — рассказывал Конев Борису Полевому, — что верно, то верно. Однако работа научила нас многому. Так, благодаря колу и ваге, которыми мы приподнимали и перекатывали брёвна, я понял, что такое рычаг первого рода, задолго до того, как узнал о нём в школе на уроке физики».
Вначале Иван окончил сельскую трёхклассную церковноприходскую школу. Она находилась в четырёх верстах от Лодейно в деревне Яковлевская Гора. В школу ходил вместе с Григорием. Соседи, глядя на них, с улыбкой говорили: дядя с племенником, как чёрт с мельником… В классе Иван оказался недоростком, на год моложе своих однокашников. Учителем в сельской школе был, как вспоминал Конев, человек уже пожилой, прекрасный педагог, любивший своё дело и особенно один предмет — чтение. Вот на чтение Иван сразу и нажал. Тем более что учитель, почувствовав страсть мальчика к военной истории, начал приносить ему книги из своей библиотеки, так как школьную Иван Конев, освоив грамоту, перечитал довольно быстро.
«После первого класса, — как писал Борис Полевой в своей книге «Полководец», — соседи уже заставляли его читать письма, а то и старые газеты, которые завозил в глушь из города какой-нибудь подводчик».
Церковно-приходскую школу Иван окончил успешно в 1906 году. При выпуске ему вручили Похвальный лист. А учитель от своего имени присовокупил к тому листу прекрасное издание комедии «Ревизор» Николая Васильевича Гоголя с очень значительной надписью: «За выдающиеся успехи и примерное поведение».
— Учись, учись, Ваня, — напутствовал учитель лучшего своего воспитанника. — Образованный человек сможет больше послужить своему Отечеству. А что может быть выше служения своему народу?!