Обложка
ПРОЛОГ
Рассказывают, будто где-то далеко на востоке, на очень дальнем востоке - есть загадочный город, не похожий ни на один другой. Там - куда бы ты ни пошел, ты идешь в гору. А если нет ветра - это странно. Там на железнодорожном вокзале пахнет морем, и кричат чайки. А из всего фаст-фуда - огромной популярностью пользуются пирожки на пару, которые местные называют странным словом "пянсе". Там японский и китайский языки учат гораздо чаще французского и немецкого. Там вечером берут по бутылочке соджу или Асахи, и обсуждают предстоящий ежегодный аниме-фестиваль. А в шкафу может спокойно себе стоять бутыль змеиной водки - с настоящей змеей внутри.
Там не пользуются метро, а единственная станция метро "Гоголя" - долгое время была ориентиром для посетителей старейшего городского рок-клуба. К счастью, общественный транспорт в городе не столь актуален, и в университет местные студенты ездят на своих личных машинах.
Кстати, о машинах. Машина в этом городе - существо хтоническое, священное. Едва только местный житель планирует что-то сделать в этом мире - его вместе с мамой уже везут в роддом на японской машине. Когда он родится, ему подготовят выписку и мягкий уютный конвертик, а к роддому приедет японская машина, чтобы отвезти его домой. Он подрастет и впервые сядет за руль - а руль будет справа, потому что машина окажется японской. Он начнет учиться говорить заново - и в его словаре появятся странные, хотя с виду такие знакомые слова: бочка, чайник, сайра, сугроб, самурай, лаврик, атлет, хорёк, прогресс, спринтер, президент, пульсар, сафари, сирена, виноград... И как бы ни было это грустно - в последний путь там также увозят на японских машинах.
Это то, чего никогда не поймет надменный обыватель, живущий западнее Пекина. Мы рождаемся с этими машинами. Мы проживаем жизнь с этими машинами. И мы умираем с этими машинами.
Они не старые. Они живые.
Глава 1. АЙСБЕРГ
Сказать, что он любил ее - не сказать ничего. Он дышал ею. Мыслил ею. Бережно хранил в складках ткани каждую капельку ее парфюма - такого невесомого, неброского, тонкого. Без нее жизни не было. Сердце останавливалось. Пространство вокруг переставало существовать. Как в той Бесконечной сказке - огромное, такое черное и пугающее Ничто - обволакивало его. С ней все было по-другому. При виде нее он оживал. Бережно принимал ее хрупкое тело в свои крепкие объятия. Если на улице было холодно или сыро - изо всех сил старался отогреть. Всегда стремился защитить, уберечь - даже ценой собственной жизни, если это потребуется. С ней он обретал неведомые доселе силы. Он был способен парить под облаками. Он мог на несколько секунд разорвать хрупкую материю пространства и времени - и даже не оглянуться. В нем просыпалась совершенно необузданная, дикая страсть к этому причудливому, иногда парному танцу - где-то на грани физики и химии, полностью подчинившись ее воле.
Конечно, он ревновал ее. Иногда он видел ее с другими. Иногда она делала с ними те вещи, которые он считал очень интимными, предназначенными только для двоих. Пережить такое было тяжело, тяжело было видеть, как твоя женщина делает с другим то, что ты разрешал делать с собой одной только ей. Но он всегда прощал любимой эти минуты слабости. Ведь он знал - он самый лучший. Она любит только его. По-настоящему, не на пару таких горячих, адреналиновых минут.
В глубине автомобильной разборки, за стеллажами с моторами, коробками передач и прочими частями, притаился вместительный бетонный бокс. Было холодно, несмотря на начало августа - в боксе пеленой висел сырой воздух. Здесь лето и так влажное, а на днях прошел традиционный тайфун, по обычаю утопив центр города, Спортивную и Зеленый Остров.
Он стоял у стены, на въезде, покорно ожидая. Она смотрела на него с нескрываемой ненавистью - она хотела раздавить, растоптать, уничтожить. И не могла. Потому что он был самым лучшим. Собственно, ему на все эти бабские загоны было абсолютно все равно. Он жил одной лишь, бережно хранимой глубоко в душе, своей любовью.