Разумеется, вырезать аппендицит в состоянии любой студент, и Борис когда-то такие операции делал. Но он был терапевтом, а не хирургом, волновался, и ему было совсем не до того, чтобы успокаивать робота. Борис ему даже не ответил. Натянув перчатки (при этом он думал о том, как было бы удобно "сменять" руки и стерилизовать их над горелкой), он решительно взял скальпель и, протянув Карелу зажим, сказал: "После разреза, когда на шраме появится кровь, подашь мне зажим, возьмешь позади себя кэтгут и сделаешь узел так, как я тебе укажу". После этого Борис наметил линию разреза.
И вдруг - драма! Карел на шаг отступил и совершенно растерянным голосом (да, "растерянный" голос был предусмотрен его механизмом) произнес: "Я не могу!". "Что?!" - заорал Борис. "Я не могу, и я даже не могу позволить вам сделать это! Первый Закон: робот не должен причинять вреда человеку..."
* * *
О том, чтобы заставить его изменить свое решение, нечего было и думать. Не оставалось ничего другого, как разразиться бесконечной русской бранью, разбудить Питера и искать выход.
Прошло еще 12 часов. В шаре трое удрученных землян: врач, больной, которого необходимо срочно оперировать, и робот (ему тяжелее всех), который не может помочь вскрыть живот человека, не может допустить, чтобы это было сделано. ("Если бы только вы ничего мне не говорили! - вздохнул он.- На какое-то время я вышел бы подышать воздухом, в конце концов фтором, и, когда пришел бы назад, все было бы уже в порядке...")
Лежа на кушетке, Питер изредка стонет от боли и отчаянно размышляет. Сидя друг против друга за столом, Борис и Карел в двадцатый раз перебирают все возможные варианты выхода из тупика и отбрасывают их.
Выпроводить Карела? Это невозможно: теперь, когда он обо всем знает, его главный, самый важный долг, продиктованный Первым Законом,- оставаться на месте, чтобы помешать нанести вред брюшной полости Питера.
Эвакуировать Питера? До ближайшей базы 11 дней пути. Столько он не выдержит.
Вывести Карела из строя? Немыслимо: только он выходит в атмосферу фтора, а следовательно, поддерживает генераторы базы. Если робот перестанет работать, люди погибнут.
"Если бы вы мне ничего не говорили!" - в двадцатый раз "стонет" Карел.
Борис пробует сделать невозможное: отдать приказ достаточно резкий, чтобы уровень его восприятия роботом превзошел глубоко укоренившийся Первый Закон. "Встать! - орет он на робота.- Я тебе приказываю дать мне сделать Питеру операцию!"
Тщетно. Карел пожал бы, если б мог, плечами. Первый Закон сильнее всех, говорит он. В долгой тираде Питер объясняет роботу, куда бы он забил этот Первый Закон - это нелогично, потому что у Карела нет подобного отверстия, и, впрочем, туда не спрячешь Закон. Обезумев от боли и страха, Питер не дает роботу сказать: "И не отвечай, согласно своей глупой логике, понимая все, что тебе говорят, буквально! Попался бы мне этот Азимов!"
Все более и более упрямясь, голосом, который становился все более жалким, Карел не мог не ответить, потому что в него вложена логическая сеть: "Тебе никогда не попадется Азимов, он умер 287 лет назад".
Борис хватает табурет, размахивается и хочет ударить Карела. Но стальная рука останавливает движение. Не столько из-за третьего Закона ("Робот должен защищать себя в той мере, в какой этот Закон не противоречит предыдущим"), сколько из-за Первого; если он позволит себя разрушить, люди погибнут.
Борис, побежденный, садится, и бормочет:
- Подлец Азимов!
- Просто он человек,- говорит Карел.- И, к тому же, прошу вас отказаться от того, что вы только что сказали - мое устройство не позволяет мне терпеть грубости!
- Ладно, ладно,- уступает несколько пристыженный Борис,- я ничего не говорил. Но с твоим проклятым Первым Законом, что бы ты сделал в ответ? Набил бы мне морду?
"Я бы выразил крайне резкий словесный протест",- с достоинством ответил Карел. Инженер, который программировал его "моральное чувство", наверняка был из "левых".
Все топчутся на месте, в буквальном и фигуральном смысле этих слов: Борис и робот расхаживают вокруг стола. Изредка уже высказанная гипотеза снова рассматривается и отбрасывается.
Отчаяние нарастает.
Этот момент и выбрал Карел, чтобы мягким голосом спросить: "Вы по-прежнему считаете, Борис, что именно я своей плохой кухней сделал его больным? Вы думаете, что это моя вина?"
Борис в ответ выругался.
Лежащий на кушетке Питер задал роботу вопрос:
"Но что ты сделал из второй части Первого Закона: "...не должен оставаться бездеятельным, если человек подвергается опасности?"
Карел жалобным голосом отвечает: "Она создает меньший потенциал действия, чем первая часть. Но, несомненно, что эта ситуация приводит к конфликту, который должен быть ликвидирован как можно скорее беседой с роботопсихологом, и может быть даже частичным репрограммированием".
Прошло несколько минут. Карел задумчиво повторяет: "Возник конфликт, конфликт, конфликт. Конфликт законов. Для меня это плохо, плохо, плохо, плохо".
Еще несколько минут. Робот мурлычет теперь голосом девчушки: "Плохо, плохо, совсем плохо. Я пойду займусь генераторами. Снаружи я пробуду по крайней мере часа два". И, протянув "руку" Борису, добавляет: "А вы, все это время, будьте благоразумны!"
За два часа, естественно, Питер был оперирован и его жизнь спасена. Робот по этому поводу не сказал ни слова. Он говорил отныне голоском девчушки, и некоторые его логические цепи, казалось, были серьезно повреждены.
При смене персонала базы он получил приказ вернуться вместе с людьми. В астронефе его ждали роботопсихолог и программист, которые им занялись.
* * *
Спустя много времени оба специалиста пришли в бар, чтобы вместе с Питером и Борисом пропустить по стаканчику. "Это очень забавно,- сказал психолог.Робот обезумел гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Будучи нормальным, он должен бы был сопротивляться еще целый день, а это ожидание, естественно, не улучшило бы состояние больного. Если бы я так хорошо вас не знал, я бы поклялся, что он уже начал терять рассудок до конфликта, из-за вашей ошибки. Например, из-за того, что вы его упрекнули, не имея для этого никаких фактов, в нарушении Первого Закона!"