Выбрать главу

Александр Барышев

Конкуренты

Поместье

Звонко блямкнул кусок трубы, подвешенный к вделанному в стену кронштейну. Через несколько секунд блямк повторился. По всей обширной территории поместья, заслышавшие его люди, бросали свои дела и шли к усадьбе. На верхней площадке самой крайней башни города Херсонеса, стоявшей на правом мысу Песочной бухты, недавно заступившая смена воинов тоже услышала звук, и один завистливо сказал другому:

— На завтрак созывают. Я слышал, что на завтрак у них не наша ячменная каша.

— А что? Хлеб что ли?

— И хлеб, и рыба, и вино.

И оба тяжело вздохнули.

Бобров и Серега после утренней пробежки, тяжело дыша, перешли на шаг.

— Искупаться бы, — сказал Серега, вытирая лоб.

— Давай, давай, — поощрил Бобров. — Вода уже примерно тринадцать градусов. А в конце бухты наверно все пятнадцать будет.

Серега поежился. Чистая вода манила, но слова Боброва со счетов сбрасывать было нельзя. С другой стороны, солнце уже пригревало, да и вообще, апрель на дворе. Серега сбавил шаг, все еще не решаясь.

— На завтрак опоздаешь, — выдвинул Бобров самый убойный аргумент и это сработало.

У ворот усадьбы стоял часовой в каске советского образца и самодельном бронежилете, сконструированном в соответствии с последней аттической модой. Бронежилет был надет на шерстяную тунику темно-красного цвета, ноги часового были облачены в камуфляжные штаны, заправленные в армейские сапоги. Являясь, так сказать, лицом усадьбы, а может и всего поместья, часовой был вооружен вычурно и в тоже время крайне рационально: на левом боку на широкой перевязи висел внушительный меч-копис, на правом не менее внушительный боевой нож, в руках воин держал короткое копье с узким полуметровым наконечником, больше похожим на кинжал. Так как по местным временным понятиям воин должен был блистать, а у часового кроме наконечника копья, ничего металлического на виду не было (не начищать же зеленую каску), то наконечник вынужден был отдуваться за всех, немыслимо сияя в лучах восходящего солнца.

Увидев подходящих к воротам, часовой четко взял свое копье в положение «на караул». Бобров, проходя, благосклонно кивнул, Серега автоматически повторил его жест. Гулким эхом отозвалась невысокая воротная арка, и они вышли на бывший когда-то обширным двор. Ныне двор обширным ну никак не выглядел.

Приглашенный, или, скорее, соблазненный Вованом архитектор из малоазийского города Гераклеи, обошедшийся вместе со своей командой в десять драхм в день, зря денег не брал. Когда-то довольно компактная усадьба, вернее, ее центральное здание ныне значительно разрослась, увеличив свою площадь почти в полтора раза, а кое-где даже получив третий этаж. Вспомогательные службы и войсковая казарма, представлявшая собой нечто вроде таунхауза, потому что офицерский состав и некоторые ветераны жили вместе с семьями, тоже заметно увеличились в размерах.

Вообще-то Бобров уже привык к новому виду усадьбы, но до сих пор посматривал на нее не без удовольствия. Здание выглядело более солидным, потеряв свою древнюю легкомысленность, стало более массивным и даже на вид прочным. Много труда стоило втолковать архитектору, чего от него хотят. Человек привык строить здания воздушные, пронизанные солнцем, доступные свежему ветру, а от него хотели, чтобы он сделал как раз прямо противоположное. То есть дом, по мнению заказчика, должен был противостоять и солнцу и ветру, но, в то же время быть легким и воздушным.

Архитектор сначала было хотел разругаться с нанимателем, разорвать контракти даже выплатить неустойку. Но потом задумался. И чем больше он думал, тем больше ему нравилась идея. Наниматели терпеливо ждали. Наконец архитектор совсем не по-древнегречески махнул рукой:

— А, ладно! Берусь!

И теперь, глядя на получившуюся помесь греческой усадьбы и русского терема, исполненную в белом камне, Бобров в который раз удовлетворенно усмехнулся.

В столовой уже собрался весь, наличествующий на данный момент, контингент. Приглаживая мокрые волосы, Бобров прошел к своему месту. Его непоседливая подруга уже важно восседала на стуле с высокой спинкой, стараясь выглядеть как можно царственней. Но это у нее как всегда плохо получалось. Поза получалась: и прямая спина, и разворот плеч, и гордая посадка головы. А вот с лицом ничего поделать было невозможно — по лицу гуляла мечтательная улыбка, делающая его детским и беззащитным. Когда она увидела входящего Боброва, улыбка ее приобрела конкретность и адресность, и она совсем перестала походить на холодную красавицу.