– Но они же вчера тебе целый шмат рыбы запросто так отдали.
– Да они уже забыли. Они вчера обкуренные были, как дубы.
– Ты чё, свиснул?
– Ты чё меня, за крысу считаешь? Нет, конечно! Они сами сказали – возьми рыбу. Да чё ты в натуре жалеешь их! Был бы ты один, посмотрел бы я, как они с тобой базарили бы. Чё не видел, как он Пашка за язык тянул, развести хотел, а потом на жалость надавил. Потому, что понял, с кем имеет дело. Не люблю комсомольских. Они все на зону пашут. И все там будут. Думаешь, ножичек он в магазине купил? Такие финки только на зоне делают. Если блатной его увидит у тебя, даже не заметишь, как подтянет за ноздри. Будешь, как бычок на привязи бегать, и хер куда денешься потом. Кончай, Андрюха гнилой базар, завязали. Не обижайся. Вот увидишь, я прав. Сегодня им дали хлеба, завтра тару, потом ещё чего-нибудь… Дай коту молока, он сметаны захочет. Этот народ я хорошо знаю. Здесь закон тайги. Побеждает сильный.
– А как же ты прошлый раз сам на хвосте сидел у пацанов? Ты же сам говорил, что тебя пацаны кормили.
Кася насупился, стараясь не смотреть на друга:
– Неизвестно, кто кому больше должен остался.
Он наконец-то распутал сетку:
– Помоги мне.
– А зачем тебе эта дрянь?
– Сам ты не врубаешься. Это для маскировки. С вертолета не заметят.
– А где ты ее надыбал? Она же большая.
– На полигоне, недалеко от Вяземска, в Тигровом. Промышлял. Дури там мало. Мне салаги за пакет ботвы приперли.
– А что, солдаты тоже пыхтят?
Кася искоса посмотрел на друга и ухмыльнулся:
– Они не люди, что ли? Погоняй тебя в полном боекомплекте, ты не только закуришь. Запоешь.
– А как ты ее припёр сюда?
– Говорю тебе, в кузове довезли почти до места.
Сетка была большой и совсем новой. Её натянули над лежбищем, накрыв одной половиной угол стоянки. Получилось что-то вроде гнезда.
– Во, Пахан вернётся. Гадом буду, не заметит. Будет прикол.
Пашка и вправду проскочил место. Он долго озирался и несколько раз посмотрел прямо на лагерь, но так ничего и не заметил. Увидев брата на берегу, он пошел к нему.
Димка стоял у самой кромки и, держа в руках «кошку» – большой тройной крючок, всматривался в бурлящий водоворот. Ничего не ответив, он махнул рукой в сторону густой травы. Там что-то шевелилось.
– Ух, ты! – присвистнул Пашка, разглядывая на песке большую рыбину. – Кета, что ли?
– Горбыль, – стараясь не поддаваться восторгу брата, сказал Димка, хотя внутри него все ликовало от гордости.
– Здоровенный какой! – Пашка обхватил рыбину, но та выскользнула из рук. Просунув пальцы между жабер, Пашка всё же поднял вверх добычу, сверкая глазами от нескрываемого удовольствия. Рыба заиграла стальной чешуей на ярком солнце. – Килограмм пять будет.
– Не-е. От силы – три.
– От силы… Ты не умничай. – Пашка хотел было принизить успех брата, но сильная рыба, все время выгибающаяся в руках, приводила Пашку в восторг.
…– Кася! Гном партизанский! Посмотри, что братка мой выловил, – заорал Пашка и прыжками, подобно рысаку, поскакал к лагерю. – Где ты спрятался? Димка калугу поймал, огромную! Сейчас рыбу будем жарить.
Брат бежал, высоко задирая колени, словно скаковая лошадь, держа горбушу на вытянутых руках. Его громкая ругань сбила серьёзный настрой. В прозрачной быстрине Димка высматривал самцов, а это было не так просто. Иногда по течению брюхами к верху, проплывали полуживые рыбы. Это были уже отнерестившиеся горбуши, покрытые красными пятнами по всему телу. Кое-где по берегу они лежали облепленные мухами и вызывали неприятное чувство. Глядя на такую картину, совсем не хотелось ловить горбуш. В воде были видны их темные горбатые спины: рыба двигалась почти у самого дна, против течения. Икрометы были где-то выше. По плавным движениям было понятно, что сила рыбы на исходе. Некоторые подолгу останавливались, и тогда течение относило их снова вниз. Рыба с трудом удерживалась на одном месте, барахтаясь, потом снова возобновляла свой путь. Всё это было удивительно: преодолеть несколько тысяч километров, чтобы потом мёртвой скатиться по течению или попасть на обед медведю. Один бывалый браконьер рассказывал Димке, как одна рыба разрывала чужие икрометы и там откладывала свою икру. Разрушенная икра становилась кормом для других рыб. Все только и делали, что ели друг друга. Рыбу поедали медведи, лисы, птицы, даже мыши.
При мысли о косолапом Димку слегка передернуло. Место было дикое, и медведь мог появиться в любой момент. Брат убежал, и одному на берегу стало немного боязно. До этого, пока он был в процессе ловли, такой мысли почему-то не возникало. Река как будто притихла, лес на той стороне тоже замолчал, словно пугая своей непроглядной глубиной. Дима стал оглядываться, осознавая, что кроме него здесь никого нет. В это время за спиной что-то словно взорвалось. Удар о воду был таким сильным и неожиданным, что он даже не успел вздрогнуть. Сразу возникли мысли – что могло так ударить? Но на ум ничего не приходило, и от этого стало ещё страшнее. Одно было ясно, упало что-то сверху, и с большой скоростью. Вдруг, боковым зрением, ещё не успев повернуться, он увидел что-то необычное: из воды появился непонятный предмет, похожий на небольшую корягу. Самое необычное было то, что у этой коряжины имелись глаза, вернее один, который смотрел на него. Димка ещё не разобрал, что это могло быть, и только повернул голову, как из-под толщи воды вырвался сноп белых брызг и огромные крылья. Всё это происходило так медленно, что он успел разглядеть изгибающиеся от тяжести воды перья крыльев птицы. Это был большой орёл. Вырвавшись из плена воды, и несколько раз плавно взмахнув крыльями, орёл как бы застыл на одном месте, неотрывно смотрел одним своим глазом на него, и всё это сопровождалось гробовой тишиной и шумом воздуха из-под крыльев птицы. Это было так близко, что вода с крыльев попала на ноги. Если бы не эти холоднее брызги, то всё происходящее можно было принять за сон, насколько всё было необычным и неожиданным. Птица вышла из воды и подняла в воздух большую рыбину, немного постояла на месте, словно набирая мощи, а быть может, преодолевая нагрузку, и медленно поплыла над водой вверх по течению, забирая в прогал леса; как видно, сразу подняться над деревьями она не могла из-за большого веса добычи.