Закопченный котелок мерно шипит с остатками чая на дне. Ему хорошо. Для него огонь – лучший друг. «Обижу», – шепчет огонь всему живому.
Среди всего этого ночного театра маленький человечек с перебитым носом, похожий на домового, смотрит, как танцует и корчится в предсмертных судорогах его детище. В полузакрытых глазах мерцают последние огоньки пламени, вымаливающие у хозяина еды.
«Ещё! Ещё! – увядающие язычки, как руки, тянутся к человеку, облизывая на последнем издыхании его ноги. – Ну, кинь в меня еще одну веточку, —слышится шепот в ночной тишине, – и я расскажу тебе самую красивую историю огня, без которого тебе не прожить и дня на этой земле. Слушай же и смотри!» – и огонь проглатывает свою очередную жертву.
Перед глазами маленького человека возникает картина давно минувшего времени. Он видит дома, людей, снующих повсюду, животные не находят себе места: огонь идет сплошной стеной, распевая всему живому и неживому свой победоносный гимн. Его руки необъятны и преисполнены любви к своим жертвам. Танец наполнен завораживающей и магической грации. Медленно мышеловка захлопывается. Чудовище смыкает свои объятия и, словно усыпляя свои жертвы, обволакивает молочной пеленой всё живое: дым заполняет всё вокруг, и только вода для него недоступна. Огромный вал огня уже близко. Преград нет на его пути. Жгучая боль пронизывает великанов-кедров, и они разрываются в предсмертных судорогах. Огонь беснуется, он в безумии. Куски живой плоти, заражённые пламенем словно осы, разносят неизлечимую заразу в скованную страхом пустоту леса. Огонь по-хозяйски берет то, что не может отстоять земля. Он готов разорваться в своем сатанинском обжорстве, и все сгорает в его бездонном чреве. Спичечными коробками вспыхивают дома. Люди в панике, им некуда деться, огонь гонит их. Они – мышки, и никуда им не спрятаться от огня: «Вы перекормили меня, и я благодарен вам за это. Вот вам моя плата», – слышится в треске голос. И пламя шипящими змеями тянется к людям, обнимая и лаская их тела своими языками. Люди в страхе принимают эту любовь и корчатся от блаженного удовольствия. У огня еще никогда не было такого пира.
Застывшая фигурка, похожая на Будду, вдруг оживает, вскакивает как ужаленная. Под ногами мерцает маленький, размером с монету, огонек и уже не просит пищи.
– А ты чего не спишь?
Дима ёжится в своей лёгкой курточке. – Может, дров подбросить? – отвечает он в тишине и оглядывается.
– Обойдется. Ему и так много досталось. Лучше укройся, от реки туман пойдёт. Возьми моё одеяло, а мне не холодно. Я привык. До утра еще не скоро. – Кася крепко зевает. Под ногами исчезают последние остатки костра. – Подавись!
В тишине слышится тихое шипение.
– Ты слышал? Как будто кто-то вздохнул.
– Кажись, да. – Кася оглядел спящих друзей. – Который раз убеждаюсь, что место это с причудами. – Бросив под себя кусок пожарного брезента, он улегся прямо на место, где только что мерцало пламя. – Так будет правильно.
Кася всегда просыпался раньше других. Пока все дрыхли после ночных кошмаров, он успевал умыть почерневшую от костра физиономию в холодной речке, напивался воды, и с головой уходил в заросли конопли, изредка выныривая, чтобы перевести дух от гнуса. Когда Кася работал, то со стороны был похож на огромную пчелу. Словно какое-то насекомое, он перебегал с места на место, на нюх определяя, где самый жирный куст конопли. Ладонями, способными растереть в муку любую крупу, Кася перетирал куст снизу доверху, собирая жирный смоляной налёт, тут же большим пальцем стирал с ладони смолу в комочек, который присоединялся к другим в большой «баш».
Свой рынок сбыта Кася всегда держал в секрете: товар много значил для Каси. По сути, он кормил и одевал его. Пока они жили в лесу, он успел собрать больше, чем два его товарища, вызывая неподдельную зависть и обиду у Пашки. Появлялся в лагере уже к обеду, голодный, водил носом словно волк, отыскивая глазами то, что можно было проглотить, и всегда был в хорошем настроении. Остап, в отличие от друга, Касе не завидовал, да и вообще не знал, что это такое. Пашка свое отставание переживал сильно, а на брата смотрел с обидой. Тот беззаботно слонялся по окрестностям, целый день проводил у реки, и до проблем товарищей ему не было никакого дела.
После своего визита соседи не беспокоили. Иногда казалось, что они заснули в анабиозе, как пчелы или медведь зимой. Дима иногда наведывался на их территорию. Санёк и Жека были на год младше, и сначала пытались взять верх при разговоре, но когда узнали, что Дима родом из Вяземского, а это было рядом с Бикином, то стали запросто общаться, словно знали друг друга сто лет. Оказалось, что Вяземский почитался больше чем Бикин, наверное, потому-то, что был ближе к Хабаровску, и поэтому большинство историй было Димкиных. Но сами ребята не молчали, часто перебивали друг друга, взахлёб рассказывая свои местные страшилки. Колёк и Таня в разговор не встревали, только ухмылялись и шушукались меж собой. Фасоль почти всегда спал, укутавшись в своё пальто, и мёрз, поскольку был очень худым, даже тощим. Его кости требовали тепла, так говорил Колёк.