Про Бикин ходило много разных историй, он, как и Вяземский, стоял рядом с Уссури, но на реку не пускали из-за пограничной зоны. Правда, в Бикине протекала и сама речка Бикин, не очень быстрая и немного мутноватая, но большая. Кто-то говаривал, что в некоторых местах её есть второе дно. Дима слышал про это, но считал, что так не бывает. Санёк рассказал, что по реке раньше тоже жили нанайцы, но потом их не стало. А ещё говорил о каких-то пещерах, к которым никто не может подойти, потому что рядом с ними разламывает от боли голову и человек начинает бояться. Ещё говорили, что на Уссури есть подземный город, и что туда даже кто-то спускался, но места эти гиблые, и пограничники всех оттуда прогоняют.
– А здесь тоже есть место, – докажи Жека.
– А то. Только я не пойду туда. Далеко. Ещё чего доброго на медведя нарвёшься.
– Медведь ерунда. Это просто зверь. Он человека боится. А вот болотный вор, это серьёзно, я в него верю, – напуская важность, встревает Колёк, не отрываясь от своего ножичка. Подбрасывая его высоко над головой, он ловко ловил его и перебрасывал из руки в руку, словно готовился к атаке, каким-то особым способом вращал между пальцами, что создавалось впечатление, будто нож привязан.
– Гон всё это! Нанайцы специально жути нагоняют, чтобы мы не шарились в их местах, – фальцетит Фасоль.
– А я бы сходил, – вороша костёр, пожимает плечами Колёк, – да не в чем. Чёбаты совсем развалились, а босиком, какой там. Без ног останешься. У тебя Диман какой размер кроссовок? Может, дашь поносить немного? Я ведь тоже на спортивную секцию ходил. Пока в школе учился. За город, между прочим, выступал. Второе место занял на стометровке.
– Колёк заголил одну штанину и напряг ногу. Все дружно присвистнули.
– Твоя нога больше. Растопчешь, потом ходить неудобно будет, немного растерявшись нашёлся Дима.
Колёк не глядя кивнул, понимая, что предложение глупое, особенно здесь, в тайге.
– Там по реке вверх нанайцы сидят, – промежду прочим сказал Колёк, выискивая в остатках костра запеченную картошку. Их выкатилось пять штук, на каждого по одной. Но одну, самую большую, Колёк разделил на две части. Дима почувствовал неловкость и поднялся, хотя вид дымящейся картошки вызывал слюнки во рту.
… – Братан, ты чего? Ты кончай обламывать, вежливого из себя корчить. У вас свои законы, у нас свои. Хабара хоть и считает, что в Комсомольске одни урки живут, но нам на это до задницы. Всё что есть поровну делим, понял?
Дима нехотя кивнул, и взял картошину. Своя у них давно кончилась, да и было её немного, и эта показалась лакомством после сухого рыбьего мяса и сухарей.
– А здорово к нанайцам сходить. Посмотреть их табор, – прервал неловкое молчание Дима, распечатывая горячую картошину.
– Не найдешь. Жека с Саньком ходили, ничего не увидели. А может не дошли. Те ведь прячутся. Они браконьеры. Икрянок потрошат, а рыбой медведя кормят.
Все рассмеялись, кроме Колька.
– Что, не верите? Сам видел как они всё в кучу складывают недалеко от балагана. Он ночью приходит и ест, а к ним уже не идёт. Медведя они уважают. Там такая горилла лохматая… На задние лапы как встанет, метра три точно будет.
Рассказывал Колёк с удовольствием, всё так же напуская важность, и делал это так своеобразно, словно делал одолжение. – Мы тоже побросали рыбы немного недалеко. Чтобы не заходил в лагерь. Хоть и сытый, а кто его знает. Зверь же.
Из рассказов Димка понял, где может находиться нанайский табор. Сидеть в лагере без дела, когда его товарищи шарились в конопле, ему было скучно, да и когда приходили, делать было особо нечего: всё одно и то же. Рассказ о странном месте, где жили нанайские духи, заинтриговал его. Это была какая-то высоченная гора, а вокруг неё стены, сложенные из огромных камней. По рассказам нанайцев, Колёк говорил, что эти стены делали великаны, потому что камни, которые валялись рядом, были размером с машину. Во всё это не верилось, но посмотреть очень хотелось. Разделавшись с картошкой и поблагодарив ребят, Димка поднялся и поплёлся к реке.