– До города ерунда осталась, – он завел дизель и ударил по коробке. – Давай, малыш, я домой хочу. Ну же, крокодил! Тебе бы только соляру жрать! Пошёл, пошёл, – медленно наседал он на машину, как на живое существо. КамАЗ выкатился на середину темной дороги и, набирая обороты, устремился к мерцающему зареву тысячи огней на горизонте.
– Обычно по двое гоняем, но иногда и одному приходится в рейс идти, – зевая говорит Володька. – Бывает сутки ни в одном глазу. Разваливаешься на ходу, так, бывает, спать хочется. А домой приедешь, упадешь на диван – хрен. Проворочаешься полночи, и хоть бы что. Мотор стучит, только самогоном и спасаешься, пока не кончится. Самогон, я имею в виду. По молодости такого не было. Ночь полночь, едешь, и всё в радость. Вот последние лет пять началось. Стареем… – Володька немного помолчал, ухмыляясь чему-то своему.
… – А твоего дружка Михой же зовут. Был я у него на пасеке как-то. – Володька рассмеялся, явно припоминая что-то особенное. – Вот у кого самогонка убойная, трутнёвка. Пьётся как вода. Сколь не пробовал такую сделать, не выходит. Хороший мужик, не жадный. Спать, правда, любитель, но на пасеке все поспать любят, особенно с перепоя. Ты за ним поглядывай, а то спиться-то недолго, от сладкой жизни. Медок он такой. У меня дружок в Столбовом, Пазяня. Пазниковы, слыхал фамилию? Ну, ничего, ещё узнаешь. Мы с ним Михе улики помогали составлять в омшаник прошлой осенью. Загрузили, ну и за стол. Ну и как полагается, налить надо. И чё получилось… Бутылку в омшанике забыли. А в нём пчёлы уже составлены. Пазяня говорит – давай, вытаскивай нахрен, чё мы сухие поедем. Посмеялись. Так поужинали, на сухую, и домой. Мёда, правда, дал, Мишка не жадный мужик. Но мы его предупредили, чтоб без нас весной не вынимал улья. Кто его знает, может, там и не было ничего. Не соврал. По весне когда вынесли на точёк пчёл… Стоит родимая, грушёвочка у стеночки. Ноль седьмая. Думали сперва, что на троих мало будет. У меня в кабине был курочек, но не пригодился. С одной так укатались, не поверишь… С ног падали, а весело. Полный таз хайрюзов жаренных смолотили, борща кастрюлю… Там ещё зелени было, черемша, лука… Короче, было чем закусить. Но самогонка… И запах от неё… Так женские духи не пахнут, как эта грушёвка. Я больше такой ни у кого не пил. Главное, когда вытащили на свет, осадок на дне, белый белый. Аккуратно слили, на троих в аккурат пол литра получилось, с небольшим. Но знатная была, знатная. Так что весело будет, не соскучишься. В лесу хорошо.
Некоторое время Володька молчал, потом включил транзистор, пытаясь отыскать хорошую волну. Попадались в основном «японцы» или «китайцы». – Не радио, а чёрти что, – ругнулся Володька. – А у тебя же соседом будет братуха мой двоюродный, или троюродный. Серёга Сухорев. Не слышал? Хороший мужик, лесником работает. Брат его пожарник, лес тушит, самогонкой в основном.
Мы дружно рассмеялись над правдой жизни, потом я вспомнил прошлогодний отпуск, и встречу с Сухорятами. Вовка и Сергей, два брата, приехали на мотоцикле, с ружьями и сворой собак, но охота их не интересовала, конечно. Им хотелось общаться, и поэтому остальные два дня прошли для меня как в бреду. От выпитой самогонки, которую они привезли с собой, я всю ночь блевал, дав себе клятву, что больше никогда… Но на следующий день всё повторилось снова, правда пили уже другую самогонку, нашу, и слава богу, всё обошлось. Но клятву я не забыл. Пока я перебирал в памяти детали моего самогонного грехопадения, мой попутчик продолжал рассказывать.
… – Конь у них добрый был. А, нет, это уже после того, как украли. Орлик, хороший конь. А кто украл… Наркоманы, больше некому. Так что паря, держи ухо в остро, конокрады у нас не спят. Тоже ведь, конопляный рай. В тайге-то с конём милое дело. Куда хошь иди, чё хошь вези. В лесу всякого народу встретить можно. Попал Серёга раз в историю, сейчас расскажу. Твой дружок тоже причастен был. Он тебе не рассказывал?
Я махнул головой, едва справляясь с зевотой.
… – Вот как раз сон разгонишь, слушай. В лес он поехал, по осени было дело. На коне, как полагается. На совхозном, Орлика уж не было. На рёв. Слыхал, как изюбри ревут по ночам? Услышишь ещё. Там, за вашей пасекой, ещё километров двадцать в тайгу, пасека есть, да там не одна пасека стоит. А та самая последняя, Чащавитая. Дикое место, глухое. Он сначала на Кедровой хотел затабориться, тоже место неплохое. А там как раз Мишаня отдыхал. Они тогда чушку убили, хорошую. Вот Серёга и подался на Чащавитку, чего людям отдых портить. Суть да дело, кобель у него был, хромой, считай что трёхногий, Серёга его трёхколёсным мотоциклом называл. Когда на Чащавиту пришёл, тот учуял кого-то, и убежал. Лает в диколе не умолкая, зовёт. Серёга уже похлёбочку сварганил, тока сесть хотел, пригубить, как полагается в таком случае. А этот трёхколёсник надрывается в сопке. Пришлось бросить похлёбку и идти. Да тоже чуял что-то. Ты не думай, народ у нас имеет такое качество. Казаки же, охотники все.