Конский сад. Вся банда
Иван Грузинов
Из поэмы «Можай»
Готические шпицы, стрелки
Пронзают сумрак лиловатый.
У золотых крестов стрижи.
Часов старинных хриплый звон.
В лощине засветились хаты.
Накрапывает дождик мелкий.
Туман вечерний свитком серым.
Как тень мелькнул Наполеон
И пыль дорожная кружит
Следы оставленные Пьером.
В кивоте ветхом идол черный
Как пищу в сумеречный час
Курений дым, сиянье свеч.
На лбу рубцы как складки пашен.
Неуязвимый, непокорный,
Тиарой жреческой украшен,
Столетья не смежает глаз,
Столетья держит бледный меч.
Пчелы полдня вихрем крыльев
С облачных ветвей и трав
Зернь медвяную стряхнули,
Веют розовую пыль.
Солнце раскаленный. улей
Знойным острием луча
Жалит мозг лия отравы
И наитья ярых чар.
А в полях тропарь
И клекот журавлей.
По траве пролегла тропа
В голубой овес.
На траве и бабы и платки алеют.
Ловит Креститель стрекоз,
Дева Мария сбирает гвоздики,
Иисусу
Сладко дремать на упругой девичьей груди.
На вспотевших плечах
Мужики несут
Миколу.
Идол державный
В ярых лучах
Сумрачней брови насупил,
Крепче сжал
Рукоятку меча,
Пристально вперяет взор в земные долы.
О Русь, о жизнь, о плоть,
О дни
Текущие и щедро и светло
В седых равнинах!
Стезя моя легка.
Господь,
И мне дано –
Лучом мгновенным просверкав,
Песчинкой малою упасть на голубое дно.
1919
Сергей Есенин
Из трагедии «Пугачев»
БУРНОВ
Нет, нет, нет, я совсем не хочу умереть!
Эти птицы напрасно над нами вьются.
Я хочу снова отроком отряхая с осинника медь
Подставлять ладони как белые скользкие блюдца.
Как же смерть?
Разве мысль эта в сердце поместится
Когда в пензенской губернии у меня есть свой дом,
Жалко солнышко мне, жалко месяц,
Жалко тополь над низким окном.
Только для живых ведь благословенны
Рощи, потоки, степи и зеленя.
Слушай, плевать мне на всю вселенную,
Если завтра здесь не будет меня!
Я хочу жить, жить, жить,
Жить до страха и боли.
Хоть карманником, хоть золоторотцем,
Лишь бы видеть как мыши от радости прыгают в поле,
Лишь бы слышать как лягушки от восторга поют в колодце,
Яблоновым цветом брызжется душа моя белая,
В синее пламя ветер глаза раздул,
Ради Бога, научите меня,
Научите меня и я что угодно сделаю,
Сделаю что угодно что б звенеть в человечьем саду.
1921
Рюрик Ивнев
«На почерневших от крови досках…»
На почерневших от крови досках
Сырых и душных и горьких слегка
Моя голова как будто из воска
Среди лекарств и зеркал.
Там за стеклом, угрюмые воды,
Коричневые берега.
Это ты, мой последний отдых
На раскинутых в неге лугах.
А смерть в батистовой сорочке
На легких дамских каблучках
Резвится и стареть не хочет,
Как в жемчуге вся в червячках.
Она скользит по синей бритве,
По жолтым камушкам огня.
Узнав, что рубят мясо в битве.
Она садится на коня.
На тонком блюде золотой луны
Воск и стекло. И каменистый воздух.
Коня раздувшиеся ноздри
Людского трепета полны.
Февраль 1921
Александр Кусиков
Квочки
Мне страшно, мне страшно очень,
Я глохну, рябится душа,
Будто миллионы квочек
Кудахчут в моих ушах.
Это не курник мой на Кубани
С гнездами выдолбленных тыкв,
Это челюсти спиц в одурелой панике
Выворачивают поршням рты.
В этой копоти грая бесглазых воронов,
В этой песне раздавленной вишни
Тот же ль я бедуин непокорный
И молитвенно строгий дервиш?
Я пьянее вина от вина ли паду?
Сердце конь не всхрапит на танки,
Только знаю, что скоро на костре моих дум
Я сожгу и Коран и Евангелие.
Оттого то мне страшно и страшно очень,
Оттого замедляю я шаг…
Но все гуще кудахчут железные квочки
И рябится, рябится душа.
Июль 1921
Анатолий Мариенгоф
Из трагедии «Заговор дураков»
ДУРАКИ
Содружество поэта с дураками
В столетиях грядущих
Славься
ТРЕДЬЯКОВСКИЙ
Когда замыслил Петр Первый
Воздвичь Российский флот –
Славянского могущества опору –
Он царский снял кафтан
И на голландских верфях
Учился трудному искусству молота
И топора.
Вожди и братья,
Ваш замысел тяжельше во сто крат.
Сучкастые кривые дерева и человеки
одно и то-ж.
Уверены ли вы, что ваша мудрость
Народ построит как корабль,
Из бревен выстругает доски
Гладкие как кости,
Из сосен вытешит трепещущие мачты…