Симонов писал стихи и еще не знал ни их художественной цены, ни меры их популярности, они еще не были отчуждены от него. Стихи писались «без расчета на печать, я абсолютно не думал об этом. Они почти все были написаны осенью сорок первого года… Где-то в декабре, в январе, когда вернулся в Москву, стал читать товарищам, и вдруг они пришли к мысли: слушай, давай печатать! Мне это не приходило в голову, когда писал, а просто была потребность каких-то стихотворных писем» — вспоминал потом Симонов. Речь шла о лирическом дневнике, о цикле стихов, который был озаглавлен потом «С тобой и без тебя» [9]. Эти стихи удивили читателей, стали на какое-то время предметом горячих суждений, споров, самых разнообразных толков. Удивление — вот, быть может, самое верное слово, которым определялось состояние людей, читавших тогда новые стихотворения К. Симонова. Что же удивляло читателей, критиков — всех тех, кто шел на войну, кто воспринимал поэзию как боевой, гражданский разговор о жизни, как душевную исповедь человека, знающего об этой жизни больше и глубже, точнее ведающего о путях войны и сроках победы?
Удивительным было, во-первых, то, что накануне битвы с фашизмом Симонов писал стихи военные и по содержанию и по идейной их направленности. Но 1941 год неожиданно закрепился в творчестве Симонова в первую очередь вовсе не военными, в полном смысле слова, стихами.
Лирическая стихия наиболее ощутима в поэзии Симонова начала войны, щедрое, страстное, напряженное раскрытие интимного, лирического мира поэта — вот что в основном окрашивает его стихи 1941 года.
Любовная лирика, где война лишь обстоятельства, в которых яснее, активнее выявляются человеческие переживания, острее звучит драматизм сложных человеческих чувств,— вот, быть может, главное в поэзии Симонова первого года войны.
Ни Симонов, ни его герои не ощутили войну как нечто неожиданное, необычайное, внезапно свалившееся на головы людей, на самом-то деле давным-давно слышавших тяжкую поступь фашистских полчищ, марширующих по Европе. И все же случившееся было столь потрясающе, столь несправедливо и жестоко, столь трудно было переходить из обычного мира в мир необычного, что души людей, помимо их воли, все еще не могли расстаться с радостью, с мечтами, с начатым и вдруг оборванным мирным разбегом жизни. И особенно много думали о любимых, трогательно берегли любовь, мечтали об оставленных семьях, необычайно возвышенно стали ощущать раньше, быть может, уже ставшие будничными, привычными чувства. Перед силою чувства словно отступал шум боев, взволнованный стук сердец словно заглушал выстрелы и разрывы. Военные треугольнички писем, полетевшие в разные стороны огромной страны, были наполнены этой неистовой жаждой верной, долгой, красивой любви, необходимой человеку, чтобы жить, чтобы воевать, чтобы выжить. В письмах знакомились, в письмах совсем еще вчера чужие, связанные войной, легко говорили друг другу такие слова, какие в мирные дни проверялись и вынашивались годами.
Мужественные люди, естественно и органично ставшие солдатами, все еще не хотели и не могли примириться с жестоким бытом воины, с ее суровым и холодным бытом. И поэтому так поднимается накал человеческих чувств, поэтому любовь становится защитой сердец от ужасов и страданий трудной и длинной войны.
Однако стихи Симонова, объединенные затем в цикл «С тобой и без тебя», обладали не только лирической настроенностью вообще, но и еще одним поэтическим качеством, присущим именно его произведениям этой поры,— раскованностью чувств, пониманием великих человеческих страстей и как великой поэзии.
Время высветляло в годы войны стихи и поэмы большого социального накала, произведения, связанные с чувствами ненависти к врагу, святой мести за поруганную родную землю. «Киров с нами» Н. Тихонова, «Зоя» М. Алнгер, «Пропал без вести» Е. Долматовского, «Домик в Шушенском» С. Щипачева,— эти и многие другие произведения сразу же, без всяких ассоциативных ходов, будили патриотические чувства, соединяли нынешние военные подвиги со славной революционной историей страны.
Открытая любовная лирика К. Симонова стоит несколько особняком в поэтической семье военных лет. Быть может, нигде не сказалась так активно яркая лирическая стихия, как в цикле стихов Симонова «С тобой и без тебя». Настроения этих стихов больше смыкались с песнями предвоенного и военного времени, с «Землянкой» Суркова, с песнями М. Исаковского. Но и в песнях — в «Землянке», в «Катюше», во многих других лирических песнях, созданных либо перед самой войной, либо в первые же ее дни, даже и в них не звучало такого открытого напряженного личного чувства, такой полной, доверчивой самоотдачи, такой радостной, эмоциональной свободы, как в стихах Симонова. Прозрачный лиризм «Землянки», трогательная девичья исповедь в «Катюше» были не тем же самым, что сгущенная атмосфера чувств в стихах «С тобой и без тебя».