Выбрать главу

…Война не становилась прошлым, в ней не родилось пока измерений — настоящее, будущее, прошлое,— она только шла, и было неизвестно, сколько еще ей идти и какой она останется в памяти людей, и насколько опалит их, и до каких пределов, до какой боли срастется с их сердцами. Но, всегда серьезно относясь не только к возможности войны, но и отдавая себе отчет в ее страшных трудностях, К. Симонов уже мог поэтическим и гражданским своим чутьем угадать ее никогда не проходящие рубцы в сердцах человеческих, предсказать ее никогда не выветривающиеся следы в памяти, тени в глазах. Именно этим предощущением интересны два стихотворения К. Симонова той поры — «Через двадцать лет» и «Майор привез мальчишку на лафете…». Уже истории принадлежат первые четверостишия из стихотворения «Двадцать лет» — и то, как стихал пожар, как гремела канонада, и то, как «между сабель и сапог» бродила девочка чужая, и то, как ее подняли на коня грубые и ласковые солдатские руки. Но вот нам, сегодняшним людям, принадлежат те строки этого стихотворения, где уже взрослой женщиной все это вспомнит осиротевшая девчонка войны. И она «поднимет вдруг глаза с далеким отблеском пожара», и в глазах этих «вновь полетят в дорожной пыли кавалеристы на конях, какими мы когда-то были, деревни будут догорать, и кто-то, под ночные трубы, девчонку будет поднимать в седло, накрывши буркой грубой».

И в другом стихотворении начала войны — «Майор привез мальчишку на лафете…» — тоже есть, звучит эта новая для ранней военной поэзии мысль о том, что, закончившись физически, война никогда не окончится для людей психологически, что уйдут в конце концов в прошлое эти страшные дни боев, но никогда не уйдут из сердец их отзвуки. Годы войны будут зачитываться людям как самые трагические годы их жизни. «Майор привез мальчишку на лафете. Погибла мать. Сын не простился с ней. За десять лет на том и этом свете ему зачтутся эти десять дней». Седой мальчишка из этого стихотворения и девчонка из стихотворения «Через двадцать лет» — это и есть то поколение, в душах которых никогда не умрут ужасы войны. Эта опаленность войной, эта невозможность уйти от ее воспоминаний, высказанная здесь в двух стихотворениях 1941-1942 годов, станет впоследствии темой самого писателя, сутью литературной жизни самого Симонова, из чьих глаз и из чьей души так никогда и не ушли отблески пожаров, и кавалеристы на конях, и седые мальчишки, и в предсмертные белые одежды одетые старики…

…А рядом со стихами, не мешая им, как говорил сам Симонов, писались пьесы — одна, другая, третья, четвертая. Не все укладывалось в поэзию. В нее не укладывались лишь разбросанные отдельными черточками по отдельным стихотворениям драматические судьбы людей. В поэзии не находили выхода острые, конфликтные, антагонистические ситуации современности, и драматург К. Симонов идет в эти годы плечо к плечу с К. Симоновым-поэтом. Отдавши первый год войны исключительно стихам и корреспонденциям, рассказам и очеркам, во второй ее год Симонов пишет пьесу «Русские люди».

Если в начале войны можно было говорить лишь о невероятной трагедии, внезапно постигшей мирных людей, когда еще больно поражали неожиданность и отчаяние, но не видно было общего хода событий, то в 1942 году уже многое определилось — конфликты были завязаны, отношения очерчены, события в разгаре, характеры в раскрытии, война в движении, атмосфера в предгрозье новых, благодетельных переломов, новых, более счастливых военных ветров.

Что же дала людям пьеса «Русские люди», чем помогла воевать, жить и верить в победу?

Не было во время войны театра, не поставившего бы этой пьесы, которая печаталась рядом с важнейшими военными материалами на страницах газеты «Правда», вместе с двумя другими пьесами этого года — «Фронтом» А. Корнейчука и «Нашествием» Л. Леонова — ставшей советской классикой. Интерес к этой драме Симонова был столь высок, что, получив на самолете номер газеты «Правда», где печатался первый акт пьесы, Краснознаменный театр Балтийского флота (Ленинград) тут же, в этот же день, приступил к ее репетициям, не дожидаясь следующего номера газеты, в котором было обещано продолжение [10].